|
Вы находитесь на сайте «Литературный клуб» Спонсор ресурса: ООО «УЦММ» /Уральский центр механообработки и металлоконструкций/ |
|
Истоки
Сюжеты
Традиция Технология Антология Ежедневник Памятники мировой литературы |
АЛЬПЕНГОЛЬД
(Елена Соловьева, Екатеринбург, повесть)
1
2
3
4
5
АЗИЯ
30 мая 1990.
___ Фергана - город ускользающий, непонятный. По утрам нет звонкости в воздухе. Уже с восходом солнца город укачивают волны тёплых запахов и дымков. Вот инвалид в коляске, он жжёт в ковшике какую-то траву, странно и непонятно - зачем. Пахнет остро пряностями и продавцы семечек, корешков, амулетов от сглаза расстелили свои цветные одежды по асфальту. Здешним женщинам идут крупные и яркие украшения.
___ Есть много мест, претендующих на звание "подола вселенной", её провинциальные задворки. Фергана из их числа. Меня, жительницу индустриального центра Урала (тоже хорошей провинции), привыкшей к концентратам, автоматам и полуфабрикатам, подкупала домашняя простота чайханы, пар, струящийся из только что заваренного чайника с отбитым носом, достарханы под густой тенью.
___ Центр Ферганы наполнен запахами еды, которую готовят прямо на улице: вот дымок шашлычной, а вот из круглой глиняной печи на колёсах достают горячие булочки, там, вроде из такой же - манты. Ближе к обеду в разноцветное царство фруктового базара врываются горластые мальчишки с плетёными корзинами на тачках и велосипедах. Корзины до верху полны тёплыми лепёшками.
31 мая 1990.
___ Это лето лежит ещё неразделанное - как зелёный глянцевый арбуз на блюде. Завтра, 1 июня, я вырежу маленькое красное окошко. Фергана - удивительный город. Похож на нитку растрескавшихся от времени бирюзовых бус, которые утверждают, что здешняя яркость - не экзотика, а просто другая форма жизни - то же вечная и то же несовершенная.
___ Здесь особенные нищие и особенные старики со лбами, загоревшими до блеска медных статуэток, особенные реки.
___ И старики, и уличные попрошайки - красивее наших, уральских. То ли они естественнее, то ли до бела прокалены солнцем? Но они не выглядят отвратительными отбросами. А реки здесь - жёлтые.
1 июня 1990.
___ В этих днях я могу рисовать картины, называть их счастьем и долго любоваться. Слева, справа, сверху, в общем, как угодно. Горы. Никогда не искала для них эпитеты, а видимо придётся. Я спускалась вниз, по ущелью, с промежуточного лагеря в базовый, и рассвет спускался вслед за мной. Первыми загорались золотом снежные вершины: Каль-Куш, Замок, Хомса. Извивалась, закрученная ветрами, арча. Формы скал удивляли прихотливостью, и голубая река пенилась. Утро было свежее. Тьма ускользала вниз по ущелью. А день обещал быть безоблачным.
___ Кто-то будто щедрой рукой долил красок в мою жизнь, от чего она сделалась вроде и не совсем моей, какой-то игрушечно, по - бутафорски, яркой. Серебряный плащ Гришки. Сам он похож на гнома с коричневым лицом, то пропадает, то появляется среди зарослей ярко-зелёной арчи. Цветы жёлтые и ярко-синие. Барбарис, ещё что-то. Но есть и подснежник: тёплый, пушистый, такой домашний.
___ Потом синий вечер с высокой голубой луной и крошечный мотылёк свечи, неспокойный от ветра. Из темноты на звук гитары выходили люди, и было так приятно их уважать, почти любить. Наши собирались на "пятёрку". Странно, что ещё приедет Сергей Евграфович.
5 июня 1990. День рождение Сергея Евграфовича
___ У меня в окне - великолепная панорама дороги. Дорога белая, выцветшая от солнца. У края растёт одинокая круглая арча. Шум реки, и тучи, как всегда после обеда, выползающие из-за белого Комсомольца. Вся вместе картина называется: "Ожидание".
___ Ожидание надвинулось на меня как послеобеденная непогода. Что-то (что?) внутри пришло в движение. Бьётся тонкой жилкой и не даёт покоя. Требует разрешения. Кажется, оно будет похоже на взрыв. А ведь всё произойдёт тихо: так хорошо знакомая мне фигура на белой, выцветшей от солнца, дороге.
___ Ожидание - мой Праздник. Чёртов праздник фантазёров и слабых людей. В предвкушении мечты искрятся так ярко. Так греют душу, стремящуюся обмануться. Как хорошо я знаю его манеру стучаться, входить, пить чай, манеру говорить, и пить, и петь.
7 июня 1990. Из письма Жанке.
___ "И знаешь, похоже, нет ни любви, как таковой, ни творчества. Вернее, всё это можно назвать одним словом - воплощение. Поиски фабулы. У меня толком не получается ни то, ни другое…
___ Как всё гладко на бумаге. А ведь это - мой вчерашний ночной бред. Бред азиатской ночи - почти стихи. Хотелось уже не слёз, а, знаешь чего - простыню в клочья зубами. Чуть не возненавидела всё человеческое устройство за его примитивизм. Ведь чего хотелось то? По образному графскому выражению "припасть ухом" к небезызвестной тебе груди. Но между нами всё то же "истерзанное молчание", перенесённое из Свердловска на памиро-алайские просторы. Смена декораций, естественно, внесла коррективы, но суть та же: я с Сергеем Евграфовичем даже не могу толком поговорить.
___ Хотя прогресс есть (во мне конечно): я перешла от стадии эмоций к стадии мысли, что всегда трудно, а потому радует. Итак, Сергей Евграфович обладает удивительной способностью будить во мне энергию. Но излить её на объект нет никакой возможности. И вот тут начинается работа. Поиск действия, воплощения. И хорошо, что под рукой есть сигареты, "Переписка Пастернака", дневник. Всей этой кучей я и заменю одного разъединственного Сергея Евграфовича".
9 июня 1990. Из письма Жанке.
___ "Я специально ждала событий, чтобы продолжить. Моей теории не хватает для верных шагов. Даже самые примитивные выводы я делаю из практики. А практика моя, в основном, шишки на лбу. Мозгов хватает только на то, чтобы не замыкаться на боли, и понимать, что это не боль, а - большое добро. Какое спасибо Сергею Евграфофичу. Мой чёртов мир нужно перевернуть с ног на голову, если я всё-таки хочу свободы.
___ Всё дело в том, что слишком долго я мыслила прилагательным, но ведь мыслила, пыталась, по крайней мере, а такой путь неизбежно вызовет к жизни глагол. Только странно у меня это получалось".
11 июня 1990.
___ Я - амёба. Для меня сейчас нет отдельно ни людей, ни гор, ни даже дней, всё это слилось в материю, поглощая которую я строю себя. И чутьё меня не подводило. Я искала глагол, что вызывало к жизни весьма определённые и неслучайные лица: Граф, Измоденов, Сергей Евграфович. Это уже не глаза, ни руки, ни взгляды - это одно качество, которое упрощённо я называю - свойство глагола: другой взгляд на мир, другая логика, которой мне не доставало для ощущения целого.
___ И в данный момент мне не столько нужен сам Сергей Евграфович, сколько необходимо его понять, хоть чуть-чуть.
___ …
___ Есть две фразы. Сергей Евграфович:
___ "Как говорит Любовь Константиновна: "Я всё понимаю, но не хочу, чтоб так было", а Гульнара Альбертовна: "С вами тяжело общаться - думать приходится".
___ Оленька: "С Сергеем Евграфовичем, лучше не связываться. Заразно. Самое главное, мы с Любкой остались сами собой".
___ Всё это об одном: можно создать себе уютный мир и жить в нём радостно. Почему же меня всегда тянет туда, куда лучше не соваться?
13 июня 1990.
___ Каль-Куш… Голова птицы. На русском не звучит, а по-узбекски - точно клёкот. Каль-Куш. На перевале падает мягкий снег - точно пух. Когда мы пойдём по гребню, он превратится в град. Под нами - горная страна. Я никогда не видела ничего более живого и переменчивого. Где-то внизу, под нами, стремительно рождаются туманы, доходят до нас и тают… Как можно не любить горы? Как можно, раз почувствовав их, не вернуться?
___ От Кавказа в памяти осталась только синь. Здесь другое. Но грандиозно не меньше. Однако то ли я привыкла, то ли что: хочется большего.
___ …
___ Задача решалась эмпирически. По-моему, в алгебре это называется "метод от противного". Почти без слов. Мы долго, по очереди смотрели в глаза друг другу. Не знаю, что чувствовал Сергей Евграфович, а для меня тишина звенела, для меня "гармонией исходил", умирая, последний клочок "истерзанного молчания". И я видела: дождливое, серое утро, мокрую осеннюю дорогу с плахами столбов.
___ Я видела чёрную дыру какого-то безрадостного вечера на ночном вокзале. Вечера, заполненного усталым ожиданием поезда. Вечера вне времени и обычных дел, который теряется в памяти тут же, который и не берегут совсем, не замечают даже, но в котором прочно живёт неистребимая тоска человеческого духа. Сейчас, неосознанная, она неотъемлемое состояние дороги: в огнях незнакомого вроде, но знакомого города, она создаёт особое состояние, а потом, настигнув в привычном - погонит, закрутит.
___ Я смотрела на Сергея Евграфовича и чувствовала его этим. И ещё чувствовала, что загнала его в угол той просьбой, которую он уже читал в моих глазах. Ведь я то была ранним, ещё очень солнечным от наивности, утром. Лёгким и беспечным. Ему было сложно, а я хотела этого момента, следуя очень простой своей логике: осознав слишком многое, человек перестаёт радоваться. Источник жизненной силы - не в мысли. Мысль, он потом. Я знаю, почему никогда не закончу жизнь самоубийством и не погрязну надолго в беспросветной тоске.
___ Есть солнечные лучи, есть удивительные формы цветов и бабочек, есть необыкновенный свет луны и ветер гор, который одновременно пахнет цветами и снегом. Всё это войдёт в меня, уколет. Растормошит, вызовет к жизни. Оно убережёт меня от тоски мысли, убережёт и оградит. Почему и как - мне не объяснить. Это единственное, что, действительно свыше, что не требует разъяснений и не раскладывается на составные части.
___ А Сергей Евграфович был уставшим. Тяжёлым, угрюмым, как камень над обрывом. Он сказал: "Ты - умница. Тебе ничего и говорить не надо. Во мне нет того, что нужно тебе".
___ И ещё он сказал: "Если задача не решается, нужно проверить условие… А как его проверить?"
___ Наверное, Сергей Евграфович прав. А мне хватит силы, чтобы победить детский эгоизм. Задача была решена. Я закрыла дверь на "палубе" (так назывался его домик). Ночь шумела рекой. Моё меня спасало.
19 июня 1990.
___ …
___ Ночной ветер тихонько колышет звёзды. Они - точно отражение в воде, до того трепетные и призрачные. А, может, это - рой голубых мотыльков, которые запутались в жёлтом свете луны. Звёзды Азии. Что сегодня с небом? Почему оно не даёт мне уснуть?
___ Шум реки непрестанно сопровождает меня. И, кажется, я научилась различать стук камней, влекомых потоком. Горная река - скрученная жгутами вода - бьётся о мост - скрученный жгутом ствол арчи. В ущелье Улитор - голубые ковры незабудок. Никогда не знала, что они так пахнут. А горы, прогретые солнцем, пахнут по - домашнему: коровами, лошадьми и арчой. Азия.
___ Азия и здесь, в горах. Когда в нашем отделении готовит Гайрат - я будто прикасаюсь к произведению искусства. В гибком, молчаливом Гайрате тихо как-то, особо, живёт непонятная мне Азия. А в нашем инструкторе Шкондине, который тоже считает себя азиатом, прочно обосновалась пошлость. Она сквозит в его панамке-горошек, блестит в золотых зубах, скалится бегемотом, вышитым на заду. И виды, открывающиеся с горных высот, он разбивает вдребезги своей зелёной каской, похахатыванием и планами, как бы "чухнуть" в Канаду. Что ж, он избавит здешнюю синеву и тишину от своей зелёно-ядовитой натуры.
20 июня 1990. Накануне двадцатилетия.
___ Прибой отпустил. Море высохло. Чайки улетели. Есть песок - золотистый, ещё хранящий лоскутки влажности и запах йода. Спокойствие, сошедшее на меня - глубоко. Если нет Сергея Евграфовича - его не нарушат ни люди, ни горы. Лицо болит от слишком щедрого солнца, и обожжённая кожа уступает место новой и розовой. Во мне много, слишком много животной, жизненной силы.
21 июня 1990. Мой день рождения.
___ Уже не просто пляж. Уже глубокий вечер. Конец. Самолёты - на старт. Сильные, серебристые взлетают прямо с песка отлива. А меня - нет. Хотя ещё будут солнце и покой, горы и люди, мгновенная, радостная страсть и месяц лета. А финал. Что ж, финал: я уткнусь в полупустое здание, где в запасной вход, открытый после ремонта, вползает жизнь, как сквозняк, перемешанный с жёлтыми листьями и прошлогодними "шпорами"; и мы вползём вслед, под вывеску "Корпус "В". И начнём опять.
___ А сейчас просто вечер. Просто нет сил. Просто всё кончается и уезжает Сергей Евграфович. И нет водки. Единственно жаль, что нет водки.
22 июня 1990. "И понял я в то утро золотое, что счастье человечества - бессмертно".
___ …
___ Пришло, пришло странное состояние, лишённое притяжения, логики, земных правил. Лёгким звоном наполнило тело и голову. Превратило всё моё существо в нерв движения, а, может быть, полёта. Страстно хотелось одного - дороги.
___ …
___ Утро поёт. Такое светлое. И солнце скоро ступит розовым на белую вершину. А вершину-то видно из моего окна. И живу я в одной из рекламных картинок, в днях, которые потом окажутся цветной россыпью под именем "счастье".
___ …
___ Где кроются мои яркие краски, которые непрестанно рисуют будущее заманчивым? Откуда неиссякающая музыка, не дающая прорасти тоске? Откуда столько покоя - почти детского и безмятежного?
___ …
___ Вся моя философия жизни сейчас - круглое красное яблоко. Здоровое и душистое на изломе. Я не уйду от этого закона. Пока пульсирует во мне нерв травы - я жива.
___ …
___ Я свободна. Рухнул последний плен глагола. Самолёт поднимется с песка отлива, где меня почему-то уже нет. Осознанное становится сутью. Однозначное и костяное. Съеденная мякоть дней. Добираешься до твёрдой сердцевины, и небрежно выплевываешь косточку, если дереву, спрятанному в ней, прорасти не суждено. Вот и всё. До встречи в октябре, Сергей Евграфович. Какое жестокое, жёсткое сегодня утро. По белой, азиатской дороге. Медленно и печально - в сторону Асана. Ему хорошо: он уходит, движется, идёт. А мне всего-то: нужно лечь спать.
___ Что за утро? Точно пепел. И хмурые лица. И не было водки, как жаль.
___ …
___ Благодатный вечер прохладой спускается в ущелье. Запах трав, становясь прозрачным, возвращает к жизни. Днём - тяжёлое и плодородное тепло. Сегодня заметила, что вершина Комсомольца стала серой.
25 июня 1990.
___ Просто ночь - это место, где кроме тебя живут насекомые. Вот и залетают на свет бабочки с тяжёлыми мохнатыми крыльями. И нет среди них голубого светящегося мотылька. Ни одного из тех, что подмигивал и лучился в ковше Большой Медведицы позавчера.
___ А пачка сигарет больше в день не уходит, и нутро больше не хочет водки. И ущелье между Большим и Малым Замком называется Сухой лог. Он, действительно, сухой, с бело- розовым щебнем, пропахший чабрецом. Летнее разнотравье охватило горы: жёлтый барбарис, белый шиповник, розовый шиповник и множество цветов, которых я не знаю.
___ На Урале, под Сухим логом есть гора Дивия. Там отрабатывают практику Измоденов, дятел-Шура и Серж.
___ Влад где-то под Шадринском расписывает церковь.
___ Сергей Евграфович, уже, наверное, добрался до Асана.
___ Осенью же мы все будем искать квартиры в Свердловске.
28 июня 1990. Из письма Жанке.
___ "Как тихо плывёт небо над миром, над выцветшими азиатскими дорогами, вершинами, теряющими снег,
___ и фиолетовым чабрецом, покрывающим склоны. Как мирно шумит река. У меня на столе - книги и причудливые ветки арчи. Как тихо подходит мой 20 июль. Можно выплеснуть за окно остаток пьяной ночи и наполнить водой стеклянный стакан. Из сердца выплеснуть остатки старой выдержанной страсти - сложно, но наполнить водой случайного тепла -можно. Вопрос такой: нужно ли?
___ Но я наполняю. По привычке? Случайно? Нет, на всё, на всё есть у меня теория. И на почти мальчишку, лежащего в моей постели, на косточку его плеча, выступающую, как у тебя, и
___ пушистый венчик русых волос. У него есть имя. Но что до имени? Оно канет в никуда вместе с этими горами, пропахшими чабрецом и снегом, и запоздалыми восходами.
___ Да, у него есть имя, а у меня - огромный запас животно-неистребимого тепла…"
1июля 1990.
___ Просто невозможная какая-то геометрия в небе. Куда делось первоначальное восприятие хаоса звёзд? Будто небо специально разложило по слогам всю свою книгу. Протянуло серебряные нити от звезды к звезде, и я вижу созвездия, но не знаю их имён.
4 июля 1990 ANNO DOMINI
___ …
___ Лето Господне. Как странно быть в этих днях: где за окном уютного одноместного номера горы звенят в прозрачной голубизне июльского неба, где меня любят, целуют в лоб, уходя в "косогоры", и оставляют на столе шоколадные конфеты, где нет этих вечных дискуссий и бесплодных споров.
___ Шумит река, играет музыка и можно купаться в желаниях окружающих тебя мужчин. Молодые, сильные, загорелые и полуголые мы шатаемся и смотрим друг на друга, до осени оставив серьёзные чувства и боли. До осени - до дома, до таблички "Корпус "В", Елена Валерьевна?
___ …
___ Что осталось то от Сергея Евграфовича? Что осталось, когда перегорела даже неодолимая жажда дороги, и исчез лёгкий звон из воспалённой головы? Хотелось идти за ним, хоть и в другую сторону, идти, идти. Казалось, "Дугоба" станет пустой и тяжёлой, будто всё нужное ушло вслед за ним по белой, азиатской дороге. Но нет. Я утонула в солнце, запахе чабреца, щедрой голубизне июля. Утонула без мысли, без тоски, не желая отказывать ни в чём своему телу, а когда выплеснула за окно остаток вина из стакана, сказала: "Вот так, Сергей Евграфович, вот так". Но, видно, нота боли - бордовая и тяжёлая, жива во мне, спрятавшись глубоко. Знать бы, есть в ней истина? Или истина в сегодняшнем тихо-голубом счастье? А, может быть, какая разница, где они, осколки этой истины. Да и нужна ли она мне?
5 июля 1990.
___ Писем нет. Как будто нет большого Свердловска. А там сейчас тополя шумят летней, пыльной листвой и свет фонарей отражаются от асфальта. Как давно я уже ничья, ничья, ничья…
18 июля 1990. 3 смена, альпинистская база "Дугоба".
___ - Шихимардан - город вечного праздника.
___ Да уж. Всплески цвета и музыки видны уже сверху. Спуск по лестнице, оккупированной продавцами чёток, сладостей, блестящих платков, и - цветастое месиво этого праздника густо прилипает к телу. Я теряюсь и замолкаю, среди шашлычного, пловного и прочего дыма, павлинов, дынь, арбузов, женщин в ярких платьях. Смотрю во все глаза и стараюсь понять.
___ - Чего веселятся?
___ - Они знают что-то такое, чего не знаем мы…