|
Вы находитесь на сайте «Литературный клуб» Спонсор ресурса: ООО «УЦММ» /Уральский центр механообработки и металлоконструкций/ |
|
Истоки
Сюжеты
Традиция
Творчество Технология Антология Ежедневник Памятники мировой литературы |
Уголин
|
Подъял уста сей грешник исступленный От страшных яств, утер их по власам Главы, им в тыл зубами уязвленной, И начал так: «Ты хочешь, чтоб я сам Скорбь растравил, несноснейшее бремя Душе моей, и сердцу, и уму; Но коль слова мои должны быть семя, И плод их — срам злодею моему, И речь и плач услышишь в то же время. Не знаю я, кто ты, ни почему Достиг сюда; звук слов внимая стройный, Флоренции, я мню, ты гражданин; Так знай: мой враг епископ недостойный Рогер, а я несчастный Уголин. И вот за что сосед я здесь злодею: Изменою пристав к моим врагам, Он предал им меня с семьей моею, И смертию казнен я после там; Но смерть ничто, когда правдивой вести Ты не слыхал о том, как умер я; Узнав о всем, суди — я прав ли в мести. Сквозь тесных окн темницы моея (Ее по мне зовут темницей глада, В ней многих был несчастных слышен стон) Уж зрелся мне, затворников отрада, Свет дня, как вдруг мне злой приснился сон: Судьба моя в нем вся открылась взору. Приснилось мне, что он расставил сеть И волка гнал с волчатами на гору, Претящую от Пизы Лукку зреть. Псы тощие, сообщники злодея, Служа ему, гналися за зверьми, И вскоре, сил для бога не имея, Им пойманы в сетях отец с детьми; Набегли псы и, гладом свирепея, Терзали их зубами и ногтьми. Испуганный предвестьем страшным неба, Я слышу, встав, детей моих сквозь сна: Все плачут, все на пищу просят хлеба... Жесток же ты, когда и мысль одна Про скорбь мою тебя не вводит в слезы! О чем же ввек заплакать можешь ты? Меж тем приспел обычный час трапезы; И все, боясь мной виденной мечты. Мы ждали яств — и слышим стук: железы Звучат внизу, темничной башни дверь Вдруг заперлась; я на детей невольно Взглянул, без слов, недвижим, как теперь; Не плакал я, но сердцу было больно. Меньшой из них заплакал и вскричал: «Что страшно так глядишь на нас, родитель?» Ни слова я ему не отвечал, Молчал весь день, всю ночь, доколь обитель Наутро нам луч солнца осветил. При свете том, взглянув на дверь темницы И на детей, моих не стало сил: Глад исказил прекрасные их лица, И руки я, отчаян, укусил. Сыны же, мня, что глад я свой руками Хочу питать, все встали, подошли: «Родитель наш! — сказали,— лучше нами Насыться; ты сей плотью от земли Одел нас, ты и снимешь: мы согласны». Я смолк опять, и дети-сироты Два дни, как я, сидели все безгласны: Сыра земля! не расступилась ты! Четвертый день мы наконец встречаем; Мой старший сын упал к моим ногам, Вскричав: «Отец! дай помощь, умираем...» И умер с тем. Как зришь меня, так сам По одному, я зрел, и все другие Попадали; ослепнув, я блуждал Три дни по ним, будил тела драгие И мертвых их три ночи призывал. Потом и сам я слег между сынами». Так кончил он, и в бешенстве корысть, Главу врага, вновь ухватив зубами, Как алчный пес, стал крепкий череп грызть. Павел Александрович Катенин, |
|