|
Вы находитесь на сайте «Литературный клуб» Спонсор ресурса: ООО «УЦММ» /Уральский центр механообработки и металлоконструкций/ |
|
Народы
Истоки
Сюжеты
Традиция Творчество Технология Антология Ежедневник Памятники мировой литературы |
Иисус Христос
|
- в христианской религиозно-мифологической системе богочеловек, вмещающий в единстве своей личности всю полноту божественной природы - как бог-сын (второе лицо троицы), "не имеющий начала дней", и всю конкретность конечной человеческой природы - как иудей, выступивший с проповедью в Галилее (Северная Палестина) и распятый около 30 года н.э. на кресте. "Иисус" - греческая передача еврейского личного имени Йешу(а), исходная форма - Йегошуа, "бог помощь, спасение"; "Христос" - перевод на греческий язык слова мессия ("помазанник"). Эпитетом Иисуса Христа, как бы вторым его именем, стало слово "Спаситель" (старославянское "Спас", часто прилагавшееся к языческим богам, особенно к Зевсу, а также к обожествленным царям). Оно воспринималось как перевод по смыслу имени "Иисус", его эквивалент (аналогия: Новый завет, Евангелие от Матфея 1, 21: "и наречешь имя ему Иисус, ибо он спасет людей от грехов их". Близкий по смыслу эпитет Иисуса Христа - "Искупитель" - перевод еврейского слова, означающего "кровный родич", "заступник", "выкупающий из плена", употребленного уже в Ветхом завете в применении к Яхве (Ветхий завет, Книга пророка Исайи 41, 14 и другое; Ветхий завет, книга Иова 19, 25). Эти эпитеты - отражение догматического положения о том, что Иисус Христос, добровольно приняв страдания и смерть как бы выкупил собою людей из плена и рабства у сил зла, которым они предали себя в акте "грехопадения" Адама и Евы. Особое место в обозначении Иисуса Христа занимает словосочетание "сын человеческий": это его регулярное самоназвание в евангельских текстах, но из культа и письменности христианских общин оно рано и навсегда исчезает (возможно, табуированное как особенность речи самого Иисуса Христа). Его смысл остается под вопросом, но весьма вероятна связь с ветхозаветной Книгой Даниила (7, 13-14), где описывается пророческое видение, в котором "как бы сын человеческий" подошел к престолы "ветхого днями" (то есть Яхве) и получил от него царскую власть над всеми народами и на все времена; в таком случае это мессианский титул, эквивалент слова "Христос". Далее, Иисус Христос - "царь", которому дана "всякая власть на небе и на земле" (Новый завет, Евангелие от Матфея 28, 18), источник духовного и светского авторитета (продолжение ветхозаветной идеи "царя Яхве"). Словосочетание "сын божий", имеющее применительно к Иисусу Христу догматический смысл, искони употреблялось в приложении к царю как эквивалент его титула. В этом же идейном контексте стоит слово "господь", по традиции прилагалось к Яхве, заменяя в переводе Ветхого завета его табуированное имя, как соответствие еврейского Адонаи; в бытовом обиходе оно означало не господина, распоряжающегося рабом, а опекуна, имеющего авторитет по отношению к несовершеннолетнему, и тому подобное; употреблялось оно и как титул цезарей. ___ Мифологизированную биографию "земной жизни" Иисуса Христа - от начального момента "вочеловечивания бога" (Благовещенье) до смерти Иисуса Христа на кресте, его воскресения и, наконец, возвращения по завершении земной жизни в божественную сферу бытия, но уже в качестве "богочеловека", дают главным образом евангелия - канонические (от Матфея, Марка, Луки, Иоанна) и многочисленные апокрифические (Петра, Фомы, Никодима, Первоевангелие Иакова, евангелия "детства Христа" и другие). Разные евангелия в разной степени акцентируют внимание на тех или иных момнтах "земной жизни" Иисуса Христа (часто те или иные эпизоды вообще отсутствуют в каком-либо евангелии), содержат большую и или меньшую степень фантастически-сказочного элемента (особенно велик этот элемент, как правило, в апокрифической литературе), содержат многочисленные противоречия. Все это отражает разновременность их создания, борьбу направлений раннего христианства, постепенное складывание и оформление основных догм. ___ В качестве мессианского "царя" Иисус Христос - наследник династии Давида, "сын Давидов". Так как он рождается от девы Марии, не имея земного отца, можно ожидать, что к Давиду будет возведено родословие его матери. Однако это не так: обе генеалогии Иисуса Христа, которые даны в евангелиях (Новый завет, Евангелие от Матфея 1, 1-16; от Луки 3, 23-38), - это генеалогии Иосифа Обручника, номинального мужа Марии - с точки зрения древневосточного сакрального права узы легальной адоптации в некотором смысле важнее, чем происхождение от реальной матери. Апокрифическая версия, не получившая широкого распространения (аналогия: ранневизантийский апокриф "Изъяснение, как Христос стал священником"), связывала происхождение Иисуса Христа не только с родом Давида и, следовательно, с коленом Иуды (которому принадлежал мессианский царский сан), но и с коленом Левия (которому принадлежали права на священнический сан). ___ Рождение Иисуса Христа предсказано ангелом (архангелом) Гавриилом, явившимся деве Марии в Назарете (Новый завет, Евангелие от Луки 1, 26-38) и возвестившим, что у нее должен родиться сын без разрушения ее девственности, который будет чудесно зачат по действию духа святого (мифологический мотив непорочного зачатия); эту тайну ангел, не называемый по имени, открывает Иосифу Обручнику, явившись ему во сне (Новый завет, Евангелие от Матфея 1, 20-23). По ветхозаветным пророчествам (Ветхий завет, Книга пророка Михея 5, 2), мессианский царь должен родиться на земле Иудеи (Южная Палестина), в Вифлееме, легендарном городе Давида; между тем Мария и Иосиф живут в Назарете, вошедшем в поговорку своей незначительностью (Новый завет, Евангелие от Иоанна 1, 46), в полуязыческой Галилее (Северная Палестина). Провиденциальной причиной, побудившей их отправиться в Вифлеем, оказывается объявленная римскими оккупационными властями перепись населения, по правилам которой каждый должен был записаться по месту исконного проживания своего рода (Новый завет, Евангелие от Луки 2, 1-5). Там, в Вифлееме, и рождается Иисус Христос - в хлеву (устроенном, согласно апокрифическому Евангелию Фомы, в пещере, что символически связывает сюжет рождества с богатой традиционно-мифологической топикой пещеры), "потому что не было им места в гостинице (Новый завет, Евангелие от Луки 2, 7). Обстановка рождества парадоксально напоминает жизнь Адама в Эдеме с животными до грехопадения. Младенцу Иисусу Христу приходят поклониться пастухи, побужденные к этому славословящими ангелами (Новый завет, Евангелие от Луки 2, 8-20); волхвы, приведенные чудесной звездой (Новый завет, Евангелие от Матфея 2, 1-11). По прошествии восьми дней младенец подвергнут обряду обрезания и получает имя Иисус (нареченное ангелом прежде зачатия младенца во чреве); на сороковой день он как первородный сын иудейской семьи принесен в иерусалимский храм для ритуального посвящения богу, где узнан престарелым Симеоном Богоприимцем, всю жизнь ожидавшим мессии (Новый завет, Евангелие от Луки 2, 22-33). Спасая младенца от царя Ирода (аналогия: ветхозаветное сказание о рождении Моисея), Мария и Иосиф бегут с ним в Египет, где остаются до смерти Ирода (Новый завет, Евангелие от Матфея 2, 13-21). Многочисленные внеканонические легенды, особенно богатые и обстоятельные у коптов (христиан-египтян), но распространенные в литературе и фольклоре различных народов, говорят об идолах, рушившихся перед лицом Иисуса Христа, о плодовом дереве, склонившем по его приказу ветви к деве Марии, о поклонении зверей, об источниках, пробивающихся в безводном месте, чтобы утолить жажду путников, и тому подобное. Годы, проведенные затем в Назарете, окружены беззвестностью (сообщается, что Иисус выучивается ремеслу плотника; Новый завет, Евангелие от Марка 6, 3). Согласно каноническому повествованию, по достижении Иисусом Христом двенадцатилетнего возраста (религиозного совершеннолетия) семья совершает паломничество в Иерусалим на пасху, во время которого отрок исчезает. Его находят в храме "посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их", и рабби, с которыми он говорил, "дивились разуму и ответам его" (Новый завет, Евангелие от Луки 2, 47). На укоризны матери Иисус Христос отвечает: "зачем было вам искать меня? Или вы не знали, что мне должно было быть в том, что принадлежит отцу моему". В остальном Иисус Христос "был в повиновении" Марии и Иосифа. В противоположность сдержанным ортодоксальным преданиям в апокрифах отрок Иисус Христос изображается могущественным, таинственным и подчас недобрым чудотворцем, словом умерщвляющим (правда затем оживляющим) повздорившим с ним сверстников, изумляющим школьного учителя каббалистическими тайнами; он лепит в субботу птичек из глины, а когда его корят за нарушение субботнего покоя, хлопает в ладоши и птички улетают (апокрифическое Евангелие Фомы). ___ Каноническая традиция осторожно указывает на конфликты с близкими. "Ближние его пошли наложить на него руки, ибо говорили, что он вышел из себя" (Новый завет, Евангелие от Марка 3, 21); "Братье его не веровали в него" (Новый завет, Евангелие от Иоанна 7, 5). ___ Перед выходом на проповедь Иисус Христос отправляется к Иоанну Крестителю и принимает от него крещение, что сопровождается голосом с небес, утверждающим Иисуса Христа в мессианском достоинстве, и явлением духа святого в телесном обличии голубя (Новый завет, Евангелие от Матфея 3, 13-17; Евангелие от Марка 1, 9-11; Евангелие от Луки 3, 21-22; Евангелие от Иоанна 1, 32-34). Сразу после этого Иисус Христос уходит в пустыню на 40 дней (срок поста ниневиан в истории Ионы, вообще знаменательное число, аналогия: продолжительность "великого поста" в практике православной и католической церквей), чтобы в полном уединении и воздержании от пищи встретиться в духовном поединке с дьяволом (Новый завет, Евангелие от Матфея 4, 1-11; Евангелие от Луки 4, 1-13). Как в традиционном эпическом или сказочном поединке, Иисус Христос побеждает своего антагониста троекратно, отклоняя каждое из его предложений словами ветхозаветных заповедей, приводимыми более или менее точно. Так ответ на предложение чудом превратить камни в хлебы, чтобы утолить многодневный голод, - "не хлебом единым жить будет человек, но всяческим словом, исходящим из уст божиих (аналогия: Ветхий завет, Второзаконие 8, 3); на предложение броситься с кровли притвора иерусалимского храма, чтобы в воздухе быть поддержанным ангелами и этим доказать свое богосынство, - "не искушай господа бога твоего" (аналогия: Ветхий завет, Второзаконие 6, 16); на предложение поклониться дьяволу, чтобы от него получить "все царства мира и славу их", - "господу богу твоему поклоняйся и лишь ему одному служи" (аналогия: Ветхий завет, Второзаконие 6, 13; 10, 20). Лишь после этого Иисус Христос выступает с возвещением мессианского времени (Новый завет, Евангелие от Матфея 4, 17); его возраст приблизительно определяется (Новый завет, Евангелие от Луки 3, 23) в 30 лет - символический возраст полноты зрелости ("Тридцать лет было Давиду, когда он воцарился" - Ветхий завет, Вторая Книга царств). Он призывает первых учеников (Двенадцать апостолов) из среды рыбаков "моря Галилейского" (Тивериадского озера), ходит с ними по Палестине, проповедуя свое учение и творя чудеса. Когда на свадьбе в Кане Галилейской не хватило вина, он по просьбе матери претворяет воду в вино (Новый завет, Евангелие от Иоанна 2, 1-11 - "чудо в Кане Галилейской"; характерен контраст между прозаической житейской ситуацией и эсхатологической символикой мессианского пира). Другие чудеса - воскрешение мертвых (Лазаря, дочери Иаира), хождение по воде, укрощение бури, насыщение тысяч людей пятью (семью) хлебами, особенно же - исцеление душевнобольных ("изгнание бесов") и телеснобольных. Своим ближайшим ученикам - апостолам Петру, Иакову и Иоанну Богослову, взойдя с ними на высокую гору, он являет "чудо преображения": лицо его просияло "как солнце", одежды сделались "блистающими"; происходит явление Илии с Моисеем, а из облака раздается голос, возвещающий, что Иисус Христос - "сын мой возлюбленный" (Новый завет, Евангелие от Матфея 17, 1-13, Евангелие от Марка 9, 1-12, Евангелие от Луки 9, 28-36). Но в родном Назарете, где в него не верили, Иисус Христос "не мог сотворить никакого чуда" (Новый завет, Евангелие от Марка 6, 5). Постоянный мотив - столкновения с иудейскими ортодоксами из числа господствующих религиозных течений фарисеев и саддукеев, вызванные тем, что Иисус Христос постоянно нарушает формальные табу иудаистической религиозной практики (например, исцеляет в субботу), притязает на право прощать людям их грехи (считавшееся принадлежностью только богов), поддерживает "оскверняющее" общение с отверженными грешниками. Многочисленные афоризмы Иисуса Христа утверждают самоотверженную готовность к отказу от выгод и преимуществ в качестве решающего критерия духовной жизни. "Нагорная проповедь" (Новый завет, Евангелие от Матфея 5-7) начинается восклицанием "блаженны добровольно нищие (или "нищие по велению своего духа"; такой перевод подтверждается как древними толкованиями, так и наблюдениями над семантикой текстов Кумрана, между тем как традиционная передача "нищие духом" ведет к недоразумениям). С неожиданной суровостью осуждена забота о завтрашнем дне, воля к обеспеченному, обставленному гарантиями благополучию (Новый завет, Евангелие от Матфея 6, 24-34). Сам Иисус Христос - тоже "добровольно нищий": "лисицы имеют норы, а птицы небесные - гнезда, а Сын человеческий не имеет, где приклонить голову" (Новый завет, Евангелие от Матфея 8, 20; Евангелие от Луки 9, 58). Именно эта черта выделяется и мифологизируется в образе Иисуса (Исы), как его дает мусульманская, особенно послекораническая, литература (например, у Газали Иисус Христос - идеал нестяжательства в духе суфизма). Отрешение от любви к себе доводится до парадоксального требования "возненавидеть" своих близких и самую жизнь свою (Новый завет, Евангелие от Луки 14, 26). Как учитель своей аудитории Иисус Христос в кругу палестинских понятий воспринимается как рабби; так к нему и обращаются (Новый завет, Евангелие от Матфея 26, 25 и 49; Евангелие от Марка 9, 5; Евангелие от Иоанна 1, 38 и 49; 3, 2). Это особый случай среди рабби, ибо он учит, не пройдя специальной выучки (Новый завет, Евангелие от Иоанна 7, 15) и притом говорит, "как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи (Новый завет, Евангелие от Матфея 7, 29; Евангелие от Марка 1, 22). Евангелия чаще всего показывают Иисуса Христа учащим (Новый завет, Евангелие от Матфея 4, 23; 9, 35; Евангелие от Иоанна 7, 14; Евангелие от Марка 10, 1). Синагоги, притворы иерусалимского храма - нормальная обстановка деятельности рабби. Другие "учителя во Израиле" диспутируют с ним, как со своим коллегой и конкурентом (Новый завет, Евангелие от Матфея 22, 23-45). Но суть и тон его речей исключительны; слушающий должен либо "уверовать", либо стать врагом (например: Новый завет, Евангелие от Матфея 12, 30 - "Кто не со мною, тот против меня"). Отсюда неизбежность трагического конца. ___ В дни перед главным иудейским праздником - пасхой Иисус Христос приближается к Иерусалиму, торжественно въезжает в этот город на ослице (символ кротости и миролюбия в противоположность боевому коню, для сравнения: Ветхий завет, Книга пророка Захарии 9, 9-10), принимает приветствия от народной толпы, обращающейся к нему с ритуальными возгласами как к мессианскому царю, и властно изгоняет из помещений иерусалимского храма менял и торговцев жертвенными животными (Новый завет, Евангелие от Матфея 21, 1-13; Евангелие от Марка 11, 1-11, 15-17; Евангелие от Луки 19, 28-46; Евангелие от Иоанна 12, 12-19). Иудейские старейшины, составлявшие особое религиозно-административное и судебное учреждение - синедрион (греческое; еврейское - санхедрин), решают предать его (как выходца из презираемой Галилеи, нарушителя обрядовой дисциплины, вождя, могущего поссорить с ними римлян) суду синедриона, чтобы затем выдать на казнь римским властям (синедрион в оккупированной стране не имел права приговаривать к лишению жизни). Иисус Христос в кругу двенадцати апостолов тайно справляет обряд пасхального ужина (так называемая тайная вечеря), во время которого предсказывает, что один из учеников предаст его, а затем подает ученикам хлеб и вино, мистически претворяя их в свое тело и кровь, а себя уподобляя закланному и поедаемому пасхальному ягненку, - прообраз христианской евхаристии (Новый завет, Евангелие от Матфея 26, 20-29; Евангелие от Марка 14, 18-25; Евангелие от Луки 22, 8-38; Евангелие от Иоанна 13, где отсутсвует евхаристическая топика, но зато описано омовение ног ученикам как поданный им пример взаимного служения). Ночь он проводит с учениками в Гефсиманском саду на Масличной горе к востоку от Иерусалима, "ужасается и тоскует", просит троих самых избранных апостолов (некогда присутствовавших при преображении) бодрствовать вместе с ним и обращается к богу с молитвой: "Отче! о, если бы ты благословил пронести чашу сию мимо меня! Впрочем, не моя воля, но твоя да будет"(Новый завет, Евангелие от Луки 22, 42; аналогия: Новый завет, Евангелие от Матфея 26, 39; Евангелие от Марка 14, 36 - "моление о чаше"); напряжение его духа доходит до кровавого пота (Новый завет, Евангелие от Луки 22, 44). Приходят вооруженные пособники иудейских старейшин, которых ведет предатель Иуда Искариот; он подходит к Иисусу Христу и целует его - это знак, кого надо схватить (Новый завет, Евангелие от Матфея 26, 47-50; Евангелие от Марка 14, 43-45; Евангелие от Луки 22, 47-48). Петр пытается оказать вооруженное сопротивление и отсекает мечом ухо рабу первосвященника, но Иисус Христос останавливает его и исцеляет раба. Ученики разбегаются, Иисус Христос отведен на суд синедриона, где подтверждает свое мессианское достоинство (Новый завет, Евангелие от Марка 14, 61-62), за что ему выносят (предварительный) смертный приговор. Ранним утром Иисуса Христа ведут к римскому прокуратору Понтию Пилату для подтверждения приговора. Пилат спрашивает его, считает ли он себя царем иудеев, и получает утвердительный ответ (Новый завет, Евангелие от Марка 15, 2 и другое). Однако Пилат не прочь спасти необычного обвиняемого. По обычаю к празднику пасхи можно было помиловать одного осужденного; Пилат предлагает отпустить Иисуса Христа, но толпа требует помиловать вместо него некоего Варавву, который во время мятежа совершил убийство (Новый завет, Евангелие от Марка 15, 7). Иисуса Христа ждет участь бесправных - бичевание и затем распятие на кресте, а между тем и другим - издевательства римских легионеров, делающих из него шутовского царя (Новый завет, Евангелие от Матфея 27, 27-30; Евангелие от Марка 15, 16-20; Евангелие от Иоанна 19, 2-3). Он должен нести крест до места казни (Голгофа), но не выдерживает его тяжести, и крест помогает нести некто Симон из Кирены (Новый завет, Евангелие от Марка 15, 21). По иудейскому обычаю ему предлагают перед казнью наркотический напиток, притупляющий чувствительность но он отказывается (Новый завет, Евангелие от Марка 15, 23). Иисуса Христа распинают между двумя разбойниками, из которых один издевается над ним, а другой сознает свою вину и невинность Иисуса Христа ("благоразумный разбойник"); ему Иисус Христос обещает: "сегодня же будешь со мною в раю" (Новый завет, Евангелие от Луки 23, 43). Страдания Иисуса Христа на кресте продолжаются около 6 часов (по современному счету примерно с 9 часов до 3 часов пополудни). Он поручает деву Марию заботам усыновляемого ею Иоанна Богослова (Новый завет, Евангелие от Иоанна 19, 25-27), читает (по-арамейски) стих скорбного и в то же время мессианского псалма 21/22 "Боже мой! Боже мой! для чего ты меня оставил!" (Новый завет, Евангелие от Марка 15, 34) и умирает. Его смерть сопровождается знамениями: солнце затмевается, в иерусалимском храме сама собой раздирается завеса (аналогия: раздирание одежд в знак скорби), происходит землетрясение. Чтобы проверить мертв ли осужденный, один из воинов пронзает ему грудь копьем (Новый завет, Евангелие от Иоанна 19, 34). Тело Иисуса Христа выдано друзьям по ходатайству Иосифа Аримафейского, обвито плащаницей с дорогими благовониями, принесенными Никодимом (Новый завет, Евангелие от Иоанна 19, 39-40), и спешно похоронено в каменном саркофаге, в пещере, заваленной камнем: на следующий день пасхальная суббота, когда иудею ничего нельзя делать. Евангелия ничего не говорят о сошествии во ад Иисуса Христа, но позднее представление о явлении Иисуса Христа среди мертых и о сокрушении им сил смерти в самой их твердыне стало предметом веры и мифологизирующей фантазии. Когда по истечении субботы Мария Магдалина и еще две женщины (мироносицы) пришли, чтобы еше раз омыть и умастить благовониями тело Иисуса Христа, саркофаг оказался пуст, а на его краю сидел "юноша, облеченный в белую одежду" (ангел), который сказал, что Иисус Христос воскрес и ученики увидят его в Галилее (Новый завет, Евангелие от Марка 16, 1-8). Само воскресение Иисуса Христа описывается только в апокрифах (например, в Евангелии от Петра). Воскресший Иисус Христос является ученикам. Его не сразу узнают, Мария Магдалина принимает его за садовника (Новый завет, Евангелие от Иоанна 20, 15), у учеников, долго беседовавших с ним по дороге в Эммаус, "открываются глаза" лишь перед тем как он делается невидим (Новый завет, Евангелие от Луки 24, 31), Фома же ощупывает раны от гвоздей (Новый завет, Евангелие от Иоанна 20, 27). Иисус Христос посылает апостолов на проповедь по всему миру, после чего происходит его вознесение (Новый завет, Евангелие от Марка 16, 19; Евангелие от Луки 24, 51; Деяния апостолов 1, 9). Возвращение (второе пришествие) Иисуса Христа совершится в конце времен "на облаках с силою многою и славою" (Новый завет, Евангелие от Марка 13, 26), подводя итог судеб мира, он будет творить страшный суд над всеми поколениями людей. ___ Таков евангельский рассказ о "земной жизни" Иисуса Христа (дополненный апокрифическими повествованиями). В новозаветных текстах (особенно в Евангелии от Иоанна, в Посланиях апостолов) уже намечены основные элементы христологических представлений, ставших позднее важнейшими религиозными догматами христианства, прежде всего понимание Иисуса Христа как "богочеловека", сына божьего, соединившего в своем лице человеческую и божественную природы. Одновременно (уже в Евангелии от Иоанна) формируется взгляд на Иисуса Христа как на божественный логос (слово), посредствующее звено между богом и людьми. Это представление (сформулированное не без воздействия греко-римской философии) стало составной частью догмата о троичности божества (бог-отец, бог-сын, дух святой), где Иисус Христос понимается как второе лицо (вторая ипостась) троицы (бог-сын), порождаемая первой ипостасью. Хотя образ Иисуса Христа как "богочеловека" имеет внешнее сходство с мифологическими фигурами "божественных мужей", сыновей богов, вообще "полубогов", "богочеловек" мыслится в христианстве не как "полубог", то есть смешение полубожественности и получеловечности, но как "вполне" бог и "вполне" человек, "единый не через смешение сущностей, но через единство лица" ("Псевдо-Афанасиев символ веры", 5 век); такой точке зрения противостояли взгляды как несториан, рассматривавших бога-логоса и человека Иисуса как две сущностно различные величины, а путь человека Иисуса - как путь постепенного совершенствования, аналогичного пути "божественных мужей" язычества, так и монофизитов, утверждавших, напротив, что человеческая природа Иисуса Христа была полностью поглощена божественной природой логоса. Воплотившийся в Христе бог-логос стал мыслиться в ортодоксальном христианстве не как "низший" или "меньший" бог, не как низший уровень божественной сущности (точка зрения ариан, отрицавших равенство воплотившегося логоса отцу), но как лицо абсолюта, равное двум другим лицам троицы.По этой причине "боговоплощение" понимается в христианстве как единократное и неповторимое, не допускающее каких-либо перевоплощений в духе античного орфизма или восточной мистики, множествености "спасителей" и "наставников человечества", наподобие бодхисатв буддийской мифологии. При этом предполагается, что происходит не просто "воплощение" божества, то есть принятие им чувственно-материального обличья (человеческая природа при этом могла пониматься просто как маска - точка зрения докетов), но его "вочеловечение", то есть "реальное" соединение с природой человека во всей ее целостности - не только с телом, но и с душой и умом, вплоть до учения о двух волях Иисуса Христа - божественной и человеческой (сформулированного к 7 веку в борьбе с монофелитами, признававшими две природы Иисуса Христа, но единую волю). Полная невообразимость и логическая неописуемость такого соединения не только не отрицается, но всячески подчеркивается раннехристианской и средневековой религиозной литературой. Это чудо, в отличие от всех частных чудес выходящее не только за рамки законов природы, но и за рамки бытия бога как такового: если по евангельской формуле "богу все возможно" (Новый завет, Евангелие от Матфея 19, 26 и другое), то вочеловечение, строго говоря, как бы невозможно и для самого бога. ___ Учение об Иисусе Христе как о богочеловеке соединено в христианстве как "религии спасения" с представлением об искупительной жертве Иисусе Христе - Иисус Христос бог, ибо только кровью бога можно искупить греховность человечества; и вместе с тем он человек, ибо точное подобие его смерти и человеческой кончины служит залогом воскрешения умерших (аналогия: Новый завет, Первое послание к фессалоникийцам 4, 14). В плане учения об искупительной жертве Иисус Христос переосмысливается и ветхозаветное представление о мессианском царе, мессии: Иисус Христос трактуется как спаситель от "порчи" первородного греха. ___ Все эти положения, содержащие немало элементов более древних религиозно-мифологических представлений, но значительно усложненных и преобразованных, стали религиозными догматами христианства только после ожесточенных христологических споров 2-7 веков и победы ортодоксального христианства над многочисленными другими направлениями (докетизм, арианство, несторианство, монофизитство и другие), объявленными ортодоксальной церковью еретическими. ___ Ортодоксально-теологическая точка зрения, предполагающая признание этих догматов и принятие на веру всех новозаветных текстов, говорящих о чудесной биографии "богочеловека" Иисуса Христа, включая его телесное воскресение и вознесение, за подлинную реальность, не оставляет места для постановки вопроса о мифологичности каких-либо евангельских эпизодов. ___ В искусстве и литературе образ Иисуса Христа представлен исключительно широко. Умонастроение раннего христианства в целом стоит под знаком новозаветных слов: "если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем" (Новый завет, Второе послание к коринфянам 5, 16). Христианские мыслители 2-3 веков, а отчасти и 4 века рекомендуют сосредоточиться на мистическом аспекте миссии Иисуса Христа и не одобряют интереса к преданиям о его человеческом облике "по плоти". К тому же они сомневаются в принципиальной избразимости Иисуса Христа: во-первых, божественности как таковой передать средствами искусства нельзя; во-вторых, в облике Иисуса Христа, согласно традиции, было нечто неуловимое, "звездное" (Иероним), раскрывающееся или закрывающееся в зависимости от достоинства или недостоинства видящего (Ориген) и от разнообразия его "неисчислимых помышлений" (Августин); это относится к земной жизни и тем более к явлениям по воскресении. Апокрифы ("Деяния апостола Иоанна", 3 век) фантастически утрируют мотив непрерывных преображений облика Иисуса Христа. С другой стороны, аскетический пафос побуждал предполагать, что в земной жизни Иисус Христос был некрасив, чтобы его красота не отвлекала поучаемых от его слова (Климент Александрийский). Притом ранние христиане смотрели не назад, а вперед, ожидая в скором времени второго пришествия Иисуса Христа "со славою", и в востореженных видениях мучеников перед казнью Иисус Христос являлся как преображенный победитель, "юный ликом" ("Страсти святых Перпетуи и Фелицаты", начало 3 века). В соответствии с этим первые дошедшие до нас изображения Иисуса Христа в живописи (стенопись катакомб в Риме и в церкви с крещальней в Дура-Европос, Месопотамия, то и другое 3 век) и пластике чужды установке на "портретность"; они изображают не облик Иисуса Христа, а символы его миссии - доброго пастыря со спасенной овцой на плечах (статуя 3 века в Латеранском музее в Риме, мозаика мавзолея Галлы Плацидии в Равенне, 5 век, и другое, аналогия: Новый завет, Евангелие от Матфея 18, 12-14), Орфея, умиротворяющего и очеловечивающего животных своей музыкой и т.п. Все эти образы отмечены юностью, простотой, то плебейской, то буколической. Напротив, "портретные" изображения длинноволосого и бородатого Иисуса Христа вплоть до 4 века засвидетельствованы лишь для кругов гностических и языческих и до нас не дошли; по-видимому, этот тип был связан с античной традицией портретирования философов. После перехода церкви на легальный статус в начале 4 века и к господствующему положению в конце века образ Иисуса Христа в бурно развивающемся церковном искусстве становится более торжественным, репрезентатвным, приближаясь к официозным изображениям императоров (тема "аккламации", то есть торжественно приветствия Иисуса Христа как царя на престоле на мозаике Санта Пуденциана в Риме, 4 век), но и более соотнесенным с предполагаемой исторической действительностью (аналогия: пробуждение в то же время интереса к "святым местам" Палестины). Облик Иисуса Христа как бородатого мужа, поддерживаемый авторитетом предполагаемых "нерукотворных" изображений, вытесняет безбородого юношу катакомб (безбородость еще встречается в алтарной апсиде Сан-Витале в Равенне, середина 6 века, а затем иногда возвращается в романской искусстве). Зрелая византийская иконография Иисуса Христа в согласии с современной ей литературой подчеркивает наряду с чертами отрешенной царственности изощренную тонкость ума (мозаика церкви монастыря Хора в Константинополе, 20-е гг. 14 века), сострадательность. Древнерусская живопись, продолжая византийскую традицию после пронзительных, суровых, огненных изображений Спаса Нерукотворного в 12-14 веках, приходит к мягкости, сосредоточенной и тихой уравновешенности образа Спаса из так называемого Звенигородского чина Андрея Рублева. Лишь осторожно в поздневизантийском и древнерусском искусстве дается тема - Иисус Христос как страдалец (хотя для "духовных стихов" русского фольклора умиление перед муками Иисуса Христа, часто воспринимаемыми как бы через душевную муку Девы Марии, очень характерно). Западное искусство нащупывает эту тему с 10 века ("распятие епископа Геро", впервые внятно дающее момент унижения), затем получает импульс от размышлений Бернара Клервоского в 12 веке и особенно Франциска Ассизского и его последователей в 13 веке под земной жизнью Иисуса Христа (понимаемой как предмет сочувствия и вчувствования); для позднего западного средневековья страдальчество Иисуса Христа стоит в центре внимания. Создается очень продуктивная традиция натуралистически-экспрессивных изображений Иисуса Христа как иссеченного бичами "мужа скорбей" в терновом венце, взывающего к состраданию молящегося, как израненного мертвеца на коленях плачущей матери (в итальянской традиции Пьета, "сострадание", в немецкой - Веспербильд, "образ для вечерни"). Рыцарская культура западноевропейского средневековья, давшая свою версию христианских символов в легендах о граале, поняла Иисуса Христа как безупречного короля-рыцаря с учтивым и открытым выражением лица - замысел, реализованный, например, в статуях Иисуса Христа на порталах Амьенского и Шартрского соборов (13 век). В эпоху Реформации и крестьянских войн в Германии М.Нитхардт (Грюневальд) доводит до предельно резкой выразительности мотив распятия, вбирающий в себя весь неприкрашенный ужас времени - вывороченные суставы, сведенное судорогой тело, состоящее из одних нарывов и ссадин. В оппозиции к этому "варварству" итальянское кватроченто возрождает на новой основе знакомый Византии и рыцарству идеал спокойного достоинства и равновесия духа (основа типа дана Мазаччо, христиански-мистический вариант - Беато-Анжделико, языческий, с акцентами в духе стоицизма - у А.Монтеньи). В искусстве позднего Ренессанса образ Иисуса Христа впервые перестает быть центральным и определяющим даже для творчества на христианские сюжеты (у Микеланджело в росписи Сикстинской капеллы Ватикана тон задает патетика и мощь творящего мир Саваофа, у Рафаэля - женственность Марии - мадонны; в первом случае Иисус Христос в полном разрыве с тысячелетней традицией превращается - на фреске "Страшный суд" - в буйно гневающегося атлета, во втором ему приданы черты немужественной красивости, в дальнейшем утрируемые у Корреджо, у болонцев, особенно у Г.Рени, чей "Христос в терновом венце" в тысячах копий украсил церкви по всему католическому, да и православному миру, - в церковном искусстве барокко и рококо). Венецианские живописцы 16 века, особенно Тициан, сообщая традиционному типу Иисуса Христа утяжеленность, "дебелость", все же сохраняют за ним высокий трагический смысл. В дальнейшем процесс "опустошения" образа прерывается лишь отдельными исключениями, важнейшие из которых - Эль-Греко и Рембрандт. Первый, отвечая потребностям контрреформационной Испании, придал средствами невиданных пропорций и ритмов пронзительную остроту традиционному типу; второй используя возможности протестантской Голландии, отбросил всякое традиционне благообразие, наделив Иисуса Христа чертами некрасивого, грубоватого, но значительного в своей искренности плебейского проповедника. ___ Поэзия барокко иногда достигала большей глубины в подходе к традиционной теме, чем живопись. В немецкой лирике 17 века надо отметить, например, католические "пасторали" Ф.Шпее, в которых Иисус Христос воспевается как новый Дафнис, и более строгие протестантские гимны П.Герхардта. Героем гекзаметрического эпоса в духе Вергилия не раз делали Иисуса Христа еще со времен "Христиатиды" М.Дж.Виды (16 век), холодной латинской стилизации. В 17 веке "Возвращенный рай" Дж.Мильтона и "Мессиада" Ф.Г.Клопштока, несмотря на подлинную монументальность замысла и блестящие достижения в деталях, не могут быть признаны полной удачей: чтобы придать образу Иисуса Христа специфическую для эпопеи величавость, пришлось лишить его внутренней цельности (аналогия: классическая версия типа Иисуса Христа в начале 19 века в пластике Б.Торвальдсена). Разработка образа Иисуса Христа в романтической живописи немецких "назарейцев" (с начала 19 века), стремясь устранить театральность барокко и холодность классицизма, обычно подменяет аскетическую духовность более буржуазной "нравственной серьезностью", а утраченную веру в реальность чуда - умилением перед заведомо нереальной "поэтичностью" стилизованной легенды; между тем романтический пессимизм заявляет о себе в "Речи мертвого Христа с высот мироздания о том, что бога нет",ключенной в роман Ж.П.Рихтера "Зибенкэз". Этот новый мотив - жизнь Иисуса Христа уже не как приход бога к людям, но как (трагически напрасный) приход человека к несуществующему, или безучастному, или "мертвому" богу, как предельное доказательство бессмысленности бытия - вновь и вновь повторяется в лирике 19 века (у А. Де Виньи, Ж. Де Нерваля, Ш.Бодлера и других), находя поздний отголосок в 20 веке у Р.М.Рильке ("Гефсиманский сад"). С другой стороны историзм 19 века позволяет увидеть евангельские события не в мистической перспективе вечной "современности" их каждому поколению верующих, но в перспективе историко-культурного процесса, как один из ее моментов, лишенный абсолютности, но взамен наделенный колоритностью времени и места (пример: революционный для 1850-х гг. археологизм библейских и евангельских эскизов А.А.Иванова). Всеевропейским успехом пользуется "Жизнь Иисуса" Э.Ренана, превращающая свой предемет в тему беллетристики. Именно такой Иисус Христос, который вполне перестал быть богом, но остро воспринимается в своей страдающей человечности становится для либеральной и демократической интеллигенции 19 века одним из ее идеалов, воплощением жертвенной любви к угнетенным (от Г.Гейне и В.Гюго до вырождения этого мотива в общеевропейской поэзии "христианского социализма", в России - у А.Н.Плещеева, С.Я.Надсона и других; в немецкой живописи - картины Ф. фон Удэ 1880-х гг., ставящие Иисуса Христа в окружение бытовых типов рабочих той поры, в русской живописи - "Христос в пустыне" И.Н.Крамского, скульптура М.М.Антокольского, картины Н.Н.Ге в 1890-х гг., отмеченные влиянием толстовства, на которых изможденный бунтарь из Галилеи противостоит глумлению духовенства на заседаниях синедриона, сытой иронии Пилата, прозаичному палачеству голгофы). Целую эпоху характеризуют слова Н.А.Некрасова (о Чернышевском): "Его послал бог гнева и печали царям земли напомнить о Христе". Те русские писатели 19 века, которые удерживаюит ортодоксально-мистическую интерпретацию образа Иисуса Христа, тоже не далеки от этой "голгофской" расстановки акцентов: и Ф.И.Тютчев связывает Иисуса Христа (конечно, страдающего, "удрученного" тяжестью креста) с "наготой смиренной" крестьянской России ("Эти бедные селенья"), и у Ф.М.Достоевского он предстает как узник в темнице Великого инквизитора ("Братья Карамазовы"). Традиция была продолжена и в 20 веке Иешуа га-Ноцри М.А.Булгакова ("Мастер и Маргарита"), праведный чудак, крушимый трусливой машиной власти, подводит итоги всей "ренановской" эпохи и выдает родство с длинным рядом воплощений образа в искусстве и литературе 19 века. Поэзия Б.Л.Пастернака сближает муку Иисуса Христа с трагической незащищенностью Гамлета. Особняком стоит фигура Иисуса Христа "в белом венчике из роз" (влияние католической символики? реплика образа Заратустры у Ницше?), шествующего по завьюженному Петрограду во главе двенадцати красногвардейцев (число двенадцати апостолов) в поэме А.Блока "Двенадцать". На Западе попытки истолковать образ Иисуса Христа как метафору революции имело место у А.Барбюса, менее резко - в фильме П.П.Пазолини "Евангелие от Матфея". С.С.Аверинцев |
|