Вы находитесь на сайте «Литературный клуб» Спонсор ресурса: ООО «УЦММ» /Уральский центр механообработки и металлоконструкций/ |
Истоки
Сюжеты
Традиция Технология Антология Ежедневник Памятники мировой литературы |
РЕГГЕЙ НАШЕЙ С ТОБОЙ ЛЮБВИ
(Алексей Вдовин, Екатеринбург, рассказ)
___ Конец сентября. Начало долгой промозглой осени. Серые кирпичные дома, один за другим, под мелким моросящим дождем. Пока еще темно. Раннее, раннее утро. Редкие освещенные окна мутными пятнами проявляются на обступивших дома деревьях. Тишина. Дождь невесом, звуки далекой улицы растворяются во дворах. Изредка хлопает дверь подъезда, хлопок зонта, торопливые шаги. Их пока не заметил никто. Два тела под пятиэтажной гармошкой застекленных балконов, кровь и вода, увядающая зелень травы. Намокшая тяжелая одежда, домашние джинсы, одинаковые, ручной вязки джемпера. Она еще жива, но не знает об этом, и никогда не узнает, что пережила его на несколько часов, молодое крепкое тело, двадцать два, тонкие руки, длинные волосы. ___ «А мама с самого начала была против», — последняя, совершенно идиотская мысль. Ни к месту — лететь и думать про то, что мама была против. Всегда. Против этой школы, этого пальто, против двух дырок в левом ухе, серебряной цепочки на лодыжке, маленькой бабочки на бедре, против ее друзей, против Игоря, против этой квартиры. «Успокойся, пожалуйста, я ведь не собираюсь замуж» — «Еще мне этого не хватало». Полжизни в скандалах, класса с восьмого. «Да, две стервы под одной крышей — это чересчур» — «Ты мать свою называешь стервой?» — «И себя тоже, я такая же, как ты, вся в тебя». Уйти, уйти, сбежать, все равно куда, в лес, на дискотеку, в школу — подвал, прямо под спортзалом. Мускулистые парни играют в баскетбол, удары мяча, топот ног, свистки, мат. Голубая мечта детства — просверлить дырку в душевой. «Дура, Юлька, нас всех затопит, и потом — что там снизу увидишь?» — «Снизу, как раз, очень хорошо все видно». Много позже она узнала, что они там мочатся прямо на пол — ей сказал один из этих баскетболистов долбанных, тогда ему было уже не до баскетбола: «С большим спортом покончено раз и навсегда, теперь только большой спирт. Наливай!». Спирт и вообще всю эту гадость она ненавидела. И Игорек ненавидел. Так, пиво по большим праздникам. Вот он и взорвался в эту ночь, шампанское, пузырьки в голову ударили. «Подруга, нам сегодня надо выпить, это традиция такая» — «Из чего пить-то, дурачок?» — «Да хоть из кружек». Пены — полбутылки. Из романтической музыки — один Лаэртский, да и то по-русски. Трахаться лучше всего под «ZZ Top», это ее один водила научил, магнитолу на полную, и на заднее сиденье, старенький серый «Москвич» с треснувшими стеклами. От Москвича тогда жена уходила, он грустный был. ___ А Игорек от жены сам ушел. «Любить-то любил, а жить с ней не мог. Она у меня планы строила, слишком много планов. Понимаешь подруга? Сюда мы поставим холодильник» Только сына фотография, пять лет, карапуз, щеки толстые, блондин. А Игорь — брюнет. Жгучий, так говорят. Коротко постриженный, черепушку видать. «А хвост у меня был в твои годы — до лопаток. Никакой «Pantine» не возьмет. Вылитый Сигал». И одевался он всегда аккуратно. И во взгляде что-то было такое, словно уже знал все про свой возраст Иисуса Христа дурацкий. С него и заводился обычно. И в этот раз завелся. Старичок. Ну, зачем, зачем это все? Взял, живем, будем жить. «Не будем больше к ним ходить, если не хочешь. Марья — она и так отмороженная, ей самой все равно , когда, где и с кем, она и к мужику своему так же...» — «Да она старше его лет на десять» — «Ну, как раз ровесница, ты бы с ней, я не против» — «Я задохнусь. Такое вымя». Хорошо, хорошо, пошутили бы так и ладно. «Игорек, не надо больше, голова будет болеть завтра» — «Сегодня. Уже четыре утра». ___ Четыре утра. Хорошо — в четыре утра, под своей крышей. И суббота, вдобавок. Мы же когда-то договорились — не спрашивать, если не хочешь отвечать. А если отвечать — то правду, ничего кроме правды, как говорят в штатовских фильмах. «Ну, я тоже ведь должна подарок сделать тебе. В такой день. Традиция — сам сказал». Ну, да, подарочек. Марья эти дела всегда просекала с полоборота. Это раньше у нас с ней был один бизнес на двоих. А потом она с этим пацаном сошлась... Он ушлый оказался — у кого взять, кому толкнуть. Поставил на поток, что называется. Сдал, правда, пару конкурентов, настучали по репе, не знаю конкретно, говорят так. А Марья — девка простая всегда была. «Ты, Юлька, давай к нам запросто, если на нулях — подтяну. Не дам загнуться родственной душе». Ну и к кому, спрашивается, как не к ней, в день этот праздничный? А Игорек, наивный такой, он же рыцарь, герой одиночка. И кайфовал всегда сам по себе. Сядет в уголок тихонько... ___ «Так ты, что, с ним?» — «С ним, милый, с ним. Вот, смотри» — «Что это?» — «Это тебе, только тебе, можешь не делиться даже». Чтобы Игорь со мной не поделился — вот такого еще не было. Хоть он и одиночка. И тогда, первый раз, увидел меня из своего угла, увидел, что я без дела маюсь, позвал. И пошли мы из этой смурной и тусклой какой-то компании прямо на чердак. Загаженный чердак был, пыльный, и чей-то боксер нас по дороге облаял, но было там место почище, прямо под слуховым окном, шантрапа какая-нибудь прямо для нас подготовила, там мы и вмазались. Смеху-то было! «А секс у нас будет безопасный?» — «Стопроцентно». У меня и сейчас этого добра полно. С запасом. А машина — одна на двоих. Символично. И вообще, когда твой мужчина тебе укол ставит — это совсем другое, это почувствовать надо. ___ «Юлька, зачем? Что ты наделала?» — «Такой день.» — «Какой день!? Ты хоть понимаешь, какой день?» — «Три дня прошло. Ты болен. ОРЗ называется, Очень Резко Завязал. Давай, по последней. Тут как раз. И отправимся в свадебное путешествие. Начнем медовый наш месяц. Прямо здесь, отсюда». Как на нас эта тетка в ЗАГСе пялилась! Конечно, что она видела в этой жизни. Спереди вуаль, сзади фата. А вот так, чтобы по любви. «Ты хоть сумку оставь» — «Ни за что, у меня там кольца». ___ Игорь, Игорек мой, что-то ты там еще говорил, кричал, зачем? Я уже поняла — что сделала не то, не так. Все не так. «Игорь, закрой, холодно, дует, ну закрой же, ты что, оглох?» Прошлого нет, будущего — не будет. Одно проклятое настоящее, растянутое на долгие секунда полета туда, вниз, следом. Лица, иссеченные в кровь ветвями, разбитые тела, два тела под осенним дождем, дома, которые еще не проснулись, квартиры, в которых еще спят, усталые, счастливые, свободные — люди. |
|