Габу-чеканщик
(Андрей Ильенков, Екатеринбург, из книги “Несгибаемая рота”)

___ Когда я был еще совсем молоденьким, как Под Маккартни, я рабски преклонялся перед так называемым германским военным гением. Теперь-то я понимаю, что если это гений, то я балерина. Лох тот военный гений, который проиграл все мировые войны, и не только по понятиям, но и по жизни, то есть по отношению к дубине народной войны. Я хочу сказать, что если вас бьют на фронте, надобно еще поинтересоваться тылом. Если там юноши писают перед телекамерой на национальный флаг, то это одно, а если как один качают дубиной народной войны и костьми ложатся под танки, а вас-таки бьют, то ваш военный гений точно лох. Поражение во Вьетконге потому весьма извинительно, а мировые войны убеждают в военной несостоятельности нации, напротив, хорошо себя зарекомендовавшей в послевоенном восстановлена хозяйства ряда стран. Если и вправду есть нации гордых воинов и смиренных трудящихся, то Гитлер во всяком случае что-то напутал, отнеся немецкую к первым. Он, может, пошутил, а, скорее всего, сознательно пудрил мозги человечеству, так как шансов стать английской королевой у него не было. Обратимся к истории — именно Англия есть величайшая военная держава. ___ Ну а я, конечно, воспитывался в атмосфере всенародной любви к немецкому солдату. Была ли эта любовь сродни бодлеровскому очарованию цветами зла, но она была в крови советского общества, где образу врага давалась такая фора, что эстетически он выигрывал. Бог с ними, с женщинами на фронте, говорю я, Бог с ними совсем! Элегантная блондинка в черной коже с хлыстом и стэком — и зареванная блондинка же в грязной телогрейке и больших кирзовых сапогах на босу ногу: на подбородке сажа, на спине раненый и рация, и непременно вшивая — оба женских образа подлежат более психоанализу, нежели эстетической критике. Образ немки выражает мазохические наклонности режиссера, образ русской — садистские. Широк советский режиссер, ох, широк! Я бы сузил. Но вот солдат. Скажите, положа руку на это самое место — видали ль вы немецкого солдата — шкурника, подлеца, труса, предателя? Немец играет на губной гармошке и падает лицом в снег. Он наподобие лошади, кувыркающейся в бою через голову, которую всегда жалеет сердобольный зритель. Образ советского солдата неизмеримо глубже. Воля ваша, а реализм требует обоюдного поливания правдой жизни, не то получается то, что и получилось. ___ Играли в фашистов, любовались символикой, крестами на танках и самолетах, нелепыми магазинами их автоматов, закатанными рукавами, касками — в книгах, кино, песнях Высоцкого, детских рисунках про войну, на задних страницах школьных тетрадей, где красовались любовно обведенные по несколько раз кинжалы, орлы, свастики и молнии. Бульварная эстетика Третьего рейха чаровала людей не в одной Германии тридцатых. ___ В разной, конечно, степени. Все же пионерская и национальная совесть вступала в конфликт с цветами зла. Но тем чудеснее стадо мое открытие для себя новой эпохи — кайзеровской! Я рисовал по памяти карты сражений, бредил окопами, пулеметами, колючей проволокой, именами Бисмарка, Мольтке и Шлиффена. О победе Германии в 1915 году я мечтал уже безо всякой неловкости, благо на то поощрял сам председатель Общества чистых тарелок именем Циммервальдокой Левой. Вот такой я был дурак. ___ Теперь-то я сильно поумнел. Даже то, что именно немцы открыли эпоху Оружия Массового Поражения, уже не трогает охладелого сердца. А ведь бывало — забежишь к себе в четвертый этаж, не скинув шинели, бросишься на постелю и мечтаешь, мечтаешь: как они их — хлором, хлором! Что ж я вру, я и позабыл, что живу в бельэтаже. Хлор такой тяжелый, зеленый, растекается по траншеям, все в ужасе... ___ ...Все это пронеслось у меня в голове, когда я быстро-пребыстро бежал от хлора торной станции в степь, с замечательной реакцией заметив, что баллон с хлором, упущенный Габу-чеканщиком, падает вниз стремительным домкратом на другой точно такой же. Всех нас неоднократно предупреждали, порою даже ногами, что хлорные баллоны нельзя бросать на твердое с высоты. И увидев, что баллон уже падает с достаточной высоты грузовика, я мысленно проследил его траекторию, убедился, что она завершится именно на твердом, и побежал в степь быстро-пребыстро. ___ Я не понял, взорвался баллон или просто под давлением выбило редуктор, но гром был страшон. По телу, начавшись со слюней, прокатилась теплая обморочная волна и, оглянувшись, я увидел метрах в десяти от себя густое желто-зеленое облако, стремительно растущее вширь, и снова побежал по возможности быстро, но через несколько секунд уже лежал, едва не перекувыркнувшись через голову — колючая проволока, какой дурак бросил здесь моток! Я вскочил и обернулся. Скорость расширения облако уменьшилась, и дальше я побежал уже нормально, как вообще обычно бегаю, то есть довольно медленно. Достигнув проволочного ограждения периметра, я остановился. ___ Саднили окровавленные ладони с кое-где впившимися мелкими камешками. Хлор был необыкновенно красив. Золотисто-изумрудный дым, словно севшее на землю облако, густой, но, в отличие от настоящего дыма, кристально прозрачный, лениво протягивал во все стороны трепетно струящиеся языки. Хлораторная и грузовик были поглощены им полностью, а дальше его слой истончался, жался вое ближе к земле, и, сходя на нет, стлался по самому песку. Я облизывал ладони и стоял, завороженный редким зрелищем. Едва ощутимый ветерок временами робко касался лица, то есть дул все-таки в мою сторону, но до места, где исчезал последней цветной оттенок, было метров траста. Успокоившись за свою никчемную жизнь, я поду мал о Габу. ___ Когда я упал, хлораторная была окружена зеленью метра на три в высоту и пятнадцать в диаметре. Ну десять. Габу непроворен. Габу боится прыгать с высоты, даже такой, как кузов грузовика. Габу — рискуя повториться, скажу — непроворен, даже до странной неуклюжести. Кроме того, он застрял. Он потому и уронил свою бомбу, что уже замахнулся, а нога соскользнула, баллоны, подкатившись, зажали ее, и он не успел одновременно шагнуть к борту. Все это в совокупности заставляет думать, что он и сейчас стоит и ли, вероятнее, лежит на машине. Когда такую же фигню, как только что Габу, сделали немцы, отравилось 15 тыс. союзников, 5 тыс. из них умерли. ___ Конечно, рассуждал я, Габу далеко не союзник, а, наоборот, башкирец. Он лучший по профессии в части, и я так думаю, что и во всем мире, и все благодаря своей высокой толерантности, или, говоря проще, своей солдатской выдержке. Хлораторная — этакий сарайчик из двух основных помещений — дежурки и зала, где стоят так называемые хлораторы — этакие стеклянно-металлические булькающие агрегаты. В дежурке — вахтенный журнал на столе, пара табуреток и шкафы с противогазами. Стены увешаны плакатами об опасности хлора — это для бедных, для проверяющих. Ну плюс склад для баллонов с ручной талью, сегодня сломанной. В дежурке, якобы изолированной, однако резко шибает в нос хлором, на складе того страшнее, а в зал вообще без противогаза вход строго воспрещен. Там, между хлораторами и шлангами, в уютном уголке возле батареи лежит пара матрасов, на которых и спит все свободное время Габу. Хитрый чеканщик знает, что там его не поймает начальство — все противогазы неисправны, а вход без них не то беда, что воспрещен, а дюже гадок, едва ли мыслим, и все равно поневоле щуришься, и в полутьме не разглядеть ленивого, хитрого башкирца. А он обладает выдержкой и спит себе — а служба идет. Если Габу проспит долго, и становится хреново даже ему, он просыпается и идет в дежурку пить из бутыли. Там, я забыл самое главное, есть бутыль с каким-то таинственным раствором, которым отпаивают в качестве неотложной помощи отравившегося человека. Габу хлебает оттуда, прокашливается, прохаркивается и идет обратно давить на массу, или, бывает, прогуляется по объектам. Когда он приходит в гости, хозяева настаивают, чтобы бушлат и шапку он оставлял за дверью, или, если боится, что сопрут (в это я могу поверить — зажмут нос и сопрут!), по меньшей мере где-нибудь в машинке, слесарке, насоске, и все равно от его присутствия текут слезы и начинается кашель. Тогда Габу выгоняют во тьму внешнюю (смена-то ночная, как у Стивена Кинга), и он, нахлобучив верхнюю одежду, возвращается под хлоратор и снова спит до следующей неотложной самопомощи. Тобр, положа руку на это самое место, он — самый страшный халявщик в роте. Он, правда, по его словам, неустанно чинит хлораторы, меняет баллоны, но, естественно, никто этого не может видеть своими глазами — я уже говорил о неисправности всех противогазов. ___ Так что Габу не союзник. С другой стороны, облако так густо и неподвижно, что я начинаю беспокоиться за него, хотя чисто умозрительно — я ведь не он, я не могу проникнуть в очаг поражения. Кое-где, я вижу, повыскакивали люди с других объектов, машут руками, кричат, но я слишком далеко. Надо пойти сказать, что Габу остался в машине — вместе что-нибудь решим. ___ И вдруг бьет ослепляющая и удушающая стена хлора. Плачу и рыдаю, не понимаю ни бельмеса: зловещее облако где стояло, там и стоит. А, нет! Кашляя и вытирая слезы, вижу, что по ножкам пожарного щита, метрах в двухстах отсюда, поползли золотисто-зеленые змейки, ветер в мою сторону. Так, значит, дышать нельзя уже за двести метров от видимой зелени! Я перелажу через заграждение и бегу вдоль периметра, все время повторяя: «Дым, дым, я масло не ем». Я начинаю понимать союзников, и окончательно перестаю — Габу. ___ Я, слава Богу, тоже не какой-нибудь принц Уэльский! Я сам в некотором роде хлорпикриновый гений. Когда мы в учебке сдавали нормативы по ЗОМП (не «зомб», а защита от оружия массового поражения — для особо невежественных), я сдал на пятерку, хотя у меня был неисправный противогаз. Я, главное, за день сержанту говорю — у меня, мол, резьба на фильтрующей коробке смята, завернул, а коробка, смотрю, болтается. Он и не глядит — фигня, мол, главное — глубокий выдох и закрой глаза. Ну, мне пришлось поверить, невзирая на гиену подозренья и мышей тоски. Назавтра все, как всегда, вышло по-моему. Забегаем всем взводом в палатку, все в ОЗК (общевойсковой защитный комплект — для тех же), в противогазах. Там как в аду — темно, клубы черного дыма. мерзостные фигуры с хоботами. Посередке, вообразите, бочонок, и одна из этих запредельных фигур помешивает в нем палкою какую-то гадость, наверное, кровь черного козла о желчью отцеубийцы. Все хрюкают. Становимся в хоровод вокруг бочонка, по безмолвным указаниям одного из присутствующих начинаем приседать, размахивать конечностями, совершать пугающие телодвижения. Те — черные — переглядываются круглыми окулярами, насмешливо перехрюкиваются. Густой дым валит тяжелыми клубами. Вытянутые хари перемещаются ближе к котлу. Наконец, подается условный знак — «порвана соединительная трубка». Я молниеносно скидываю коробку с трубки, наворачиваю ее себе на рыло, громко выдыхаю, вдыхаю, и убеждаюсь, как прав был вчера. Мой сосед глухо всхрапывает и пулей вылетает в дверь палатки — мелькнул квадратик света и опять темно. Я, с полными легкими хлорпикрина, решаю остаться здесь — выбежавшей считается трупом, завалившим экзамен. Мой экзамен завалил сержант — я не хочу за него отдуваться и продолжаю ритуальный танец. По счастью ,он длится недолго, и на протяжении этого времени я просто и гениально не дышу совсем. Вот такая я героическая персона. А свою долю отравляющих веществ я хватил-таки позднее — все дело в сигарете. В пилотке у меня лежала сигарета, вместе с пилоткой она побывала в палатке, а после обеда я ее закурил — ну и вот. И все же, после всего, что тут сказано, я все-таки не понимаю Габу, когда по периметру площадки бегу от ветра. ___ А ничего, знаете, все обошлось. Это только я, формальный субъект речи о болезненным воображением, мысленно обрек Габу на. неминучую гибель. А он, знаете, разулся, босиками слез с грузовика, зашел в дежурку глотнуть заветного эликсирчика (и смутно вспоминается — был там просто раствор пищевой соды), и вышел из зоны заражения. Целый день потом кашлял. ___ Вот он какой, Габу-чеканщик. Тихий, невозмутимый, хоть бы раз в санчасть попал (правда, хлор как раз бактерицидный), беленький такой (хлор обесцвечивает), благостный даже. А чеканщиком его прозвали за то, что однажды на аварии он помогал чеканить худую трубу о говном. Все так удивились, что он умеет делать еще что-то, и прозвали. ___ А сам он не видел в своем труде ежедневного подвига, вообще ничего особенного. Когда он стал дедушкой, ему на смену поставили барбоса. Он довольно потер руки и потащил молодого тунеядца обучаться всему, чему положено на хлорке. Но этот щенок, вероятно, игравший на гражданке джаз, прикиньте, упал прямо в обморок, и старенький Габу был вынужден отпаивать позеленевшего субчика содой, и это было трудно, так как сам дух глотать не мог, а Габу лил ему в рот из бутылки, и налил, видать, не туда, а тот захрипел, посинел и, не помню, кажется даже совсем умер.

Здесь Вы можете перейти к сайтам: Гражданское общество Город без наркотиков Тур-Экспресс Страницы радиоведущей Ближе к классике Кинокаталог "Лузитания" При подготовке материалов сайта используется информационно-аналитическая программа "Ойкос". "Ойкос" - самый быстрый доступ к информации! Сайт создан в системе uCoz