АЛЬПЕНГОЛЬД
(Елена Соловьева, Екатеринбург, повесть)
1
2
3
4
5
|
ГОЛУБАЯ ТЕТРАДЬ
26 июля 1989. Размышление о смысле жизни в двух частях. 04 утра.
___ Хорошенькое место думать о смысле жизни вообще и своего бытия в частности - это летнее общежитие, и ночной душный альпклуб с мухами. В полуметре - Юрина пятка, а я лежу на полу, на подстилке из спальников. Сухое русло чужой жизни. Вода этой реки - студенты и горестуденты - вынесены своим течением на практику. Тихо, тоскливо и грязно в опустевшей общаге. А ты - инородный предмет, камень, оставшийся на вдруг оголившемся дне.
___ Что есть? Вещи, привычно рассованные по сумкам - итог годового стажа бродячей жизни. Впереди ещё точно такой же год со странной растасовкой: невнятной, непрочной и неконкретной. Работа пионервожатой, прописка с Керамического завода, и в смысле дома два общежития: архитектурного института, куда поступила Жанка, и Горного, со второго курса которого я ушла год назад + подготовка на филологический факультет + альпклуб.
___ Я живу неправильно? Я живу так, как хочу. Я даже на год не хотела возвращаться домой, терять Свердловск и тех, кого люблю. Мне не хватает силы воли? Возможно. У меня нет дома? А что такое дом?
___ Жанка, с которой мы после школы вместе поступили в Горный, теперь студентка Архитектурного. Она добилась своего. Скоро придёт из Армии Измоденов. Что ж, будет веселей. Придёт из армии мой идеальный партнёр по постели, по праздному и праздничному Свердловску, по воскресным вылазкам и пьянкам. А на остальную часть моей жизни обоюдное решение под вывеской “Твои (или мои) проблемы”. И чего собственно я раньше то хотела от 19-летнего мальчика, да ещё моего ровесника? Ждать, пока он от теорий о ничтожности женщин, как вида придёт к пониманию того, что чувствую, хотя и смутно, я ?
___ Тут мне, как минимум, нужен самостоятельный и взрослый мужик. Вернее, нужен был бы, если бы я искала стабильности и покоя. Но мне его не надо. А с Измоденовым всегда будет хорошо, если не дёргаться и не совершать бесполезных попыток - повесить на него какие-то свои проблемы. Да и отпала такая необходимость. Я разберусь одна.
30 июля 1989. О Доме.
___ Когда я первый раз поехала в альпинистский лагерь, то в Кисловодске мне ужасно, в конце концов, надоели маленькие, похожие на усталых осликов, электрички, красивые, будто сказочные, перроны и станции. Я заскучала по дому. А дом наш был большим и шикарным. И как мне завидовали уроженцы плоского подмосковья, где полигонами для скалолазов становятся церкви и стены домов.
___ А Большие горы для меня, прежде всего, дикое буйство красок. С открыток цветных и слайдов будто режет синим огнём. Я перебирала бумаги и выскользнули три открытки из Домбая: какой нездешней голубизной и белизной сразу обожгло. Какая сила и размах. Там сейчас все наши - Любка, Сергей Евграфович, Лёнька, Граф. Как-то так получилось, что имена их перестали быть для меня пустым звуком. К октябрю они вернуться в наш большой, шикарный дом. Какие мы богатые: Азовка, Семь братьев, Пять Братьв, Кауровка, Северный Урал, Таганай, Шихан вот...
3 августа 1989. Размышления в такой уютной и похожей на дом (даже на Дом) квартире товарища Измоденова. Челябинск.
1 часть. Мысли перед сном.
___ Всё-таки родители Измоденова - милейшие люди, а он вернётся из армии в августе. Слава постановлению правительства, по которому все студенты вузов должны быть комиссованы! Я же уже не радуюсь, я боюсь. Слишком много душевных сил уходило у меня раньше на этого человека. Да и всё, что было с ним, было не совсем со мной и не совсем с ним. Мне не хотелось бы терять Измоденова, но и не хочется унижения. Хотя я лгу, лгу опять. После возвращения из Кирова (благо служил недалеко, можно было навещать): я пытаюсь поставить для себя какие-то точки над “и” по отношению к нему. Слова ложатся на бумагу, и в них - фальш. Я слышу её, но перечитываю мысль - вроде верно. Пожалуй, солгу, если напишу, что люблю. Солгу ещё больше, если напишу, что не люблю и легко могу потерять. Хотя, зачем мне это знать наверно? Просто за семь месяцев мы стали другими людьми и не были в длительном соприкосновении. Я его просто не знаю. То, что я помню и держу в воображении - не он.
Часть вторая. 3-4 часа дня.
___ Господи, если бы всё можно было бросить. Не навсегда, разумеется, на время. Работу, учёбу, какие-то жизненные позиции, понимания-непонимания. Свои собственные сомнения и колебания. Бросить всё и уйти гулять по земле, полностью раствориться в дороге, людях, городах-степях-полях-горах-болотах. Взять всё разом, а не теми жалкими клочками, как обычно мне достаётся. Дают точно по глотку умирающему от жажды. Пошататься бы вдоволь, до пресыщения - вот моё единственно сильное желание.
___ А я всё смиряю себя. Пытаюсь прикинуться благообразной девочкой. Устроилась в Свердловске на работу, на месяц (!) вернулась в Копейск и своё совершенно свободноевремя убиваю на чтение книжек и учебников, хожу с мамой в сад, кормлю кота Васю и варю суп.
___ А зачем? А потому что нужно снова поступать. (Кому?). Потому что папа с неподдельным ужасом говорит о “потерянных” трёх (моих, разумеется) годах. Потому что, если хочешь быть полноценной в глазах многих и многих, ты должна поступить в ВУЗ и выйти замуж. В этом вся цель и смысл моей жизни (оказывается).
___ Да я не в ВУЗ хочу, а на большую дорогу. И не муж мне нужен, а человек, с которым путешествовать, шататься интересно. Буря в стакане воды вся эта моя запись, сейчас поем и снова засяду за литературу 17-18 веков.
п.с.
___ Вот. Тут и об Измоденове верно. Он - идеальный спутник. Ни с кем нельзя так легко, весело, интересно шататься. Именно - шататься. С кем я ещё могла бы так и столько путешествовать? И если честно: ведь меня вполне устраивают его лёгкие взгляды на так называемые “половые вопросы”. Всё дело в формулировке. Другому бы я изменяла, т.е. преступала бы какие-то нормы. А с ним я не изменяю. Ведь мы совершенно независимые (хи-хи) друг от друга люди. И меня это, оказывается, вполне устраивает.
14 августа. Копейск. Контрольная запись. Проверка наличности.
___ Втягиваюсь. Вернее, уже втянулась. Вечером с нетерпением жду продолжения “Спрута-2”, ночью выкуриваю сигареты три в форточку, днём примеряю коричневое шелковое платье, что шьёт мне мама, и раза по три влезаю в ванну.
___ Полностью, насквозь пропиталась воздухом Копейска. По ночам - запах сырого сквозняка, асфальта, пыльной травы и репейника, да дребезжание пустых автобусов. На стенах такие незабытые, оказывается, въевшиеся в память с детства, тени. Квадраты света совершают всё тот же путь, что и десять лет назад. Всё так обычно и вместе с тем странно. И состояние, которое сейчас снизошло на душу, хорошо мне известно: ленивое равновесие.
___ Здесь нет обстоятельств и людей, что нарушат его. Очаги дисгармонии в прошлом: проблемы остались, но затянуло всё зелёной тиной и чёрной водой. Жизнь даёт отдохнуть. Измоденов ещё не пришёл, а он самый большой любитель помотать мне нервы. Но сейчас я лениво зеваю и говорю ему: “Спасибо. Какой бы ты не был - ты нужен мне. Глядя в тебя, я меняюсь, лучше вижу свои недостатки, а это, пожалуй, одно из главного”.
НАЧАЛО НОВОГО ЭТАПА. СВЕРДЛОВСК 89-90
30 августа 1989
___ Первый рабочий день. Школа с изнанки. С позиции педсовета и завуча по воспитательной работе. Пухлым, таким доверчивым первоклассникам с порога вручают читать пошлятину. И даже неумело сфабрикованную, без всякого учёта рифм и размеров.
31 августа 1989
___ Сцену готовят. Идёт большое сдвижение декораций. В клубе покрасили белым оконные рамы, зелёным - сейф Сергея Евграфовича, стащили откуда-то лампы дневного света. Сцену готовят. И действующие лица стекаются. Из-за жестокой нелепости, раньше, чем нужно, с гор спустился Граф, вчера из “Улу-Тау” прилетел Юра, и мы в темноте жевали сливы, промелькнул перед Фанами Гришка. Остальных пока нет. Но уже скоро, очень скоро. Завтра 1 сентября. Праздник. Хочется, как в детстве, купить цветы. Чтой - то с вами, товарищ старшая пионервожатая? Беспартийная и неженатая? Лучше вспомни Цоя:
|
|
Они говорят - им нельзя рисковать,
Потому что у них есть дом.
В доме горит свет.
И я не знаю, кто из нас прав.
Меня ждёт на улице дождь,
Их ждёт дома обед...
|
|
___ Каждый новый этап начинается с жестокости города.
5 сентября 1989.Осень.
|
|
Осень выкрасила город
Колдовским каким-то светом.
Это значит очень скоро-
Бабье лето, бабье лето…
|
|
___ Дни безмятежного счастья. Красивый сентябрьский Свердловск. С мягкостью осеннего солнца и жёлто-красных листьев. Счастье в том, что я хожу по любимым улицам и тихо смеюсь. Счастье в том, что я, Граф, Юра шагаем ранним утром, сойдя с электрички на станции Кауровка. Юра покупает молоко в трёхлитровой банке. На скалистом, крутом берегу Чусовой неожиданно вырастает белая церковь. А когда мы идём к ней по шатающемуся мосту, Граф показывает на длинные паутины, покрытые алмазинками росы.
___ В лесу пахнет солнцем и сухой травой. Кауровские скалы жёлтые и горячие. Граф страхует, а я совсем не умею лазить.
___ Впереди у меня экзамены на заочное и Большой праздник. Придёт уже совсем скоро из Армии Измоденов и съедутся все-все наши. Быстрей бы. Так хочется, чтобы тихое великолепие бабьего лета впустило в себя ещё одну радость. Чтобы счастье удвоилось.
___ Этот жёлтый, уютный свет осеннего вечера. Я узнала его. Он так же золотил в том году сухие холмы Башкирии и склоны горы Белолакаи этим летом. А вот теперь я вижу его на улицах Свердловска и улыбаюсь ему, как старому знакомому. А под каблуками туфель шуршат жёлтые и красные фантики листьев, в основном кленовых. В такие дни их хочется собирать в большие букеты и рисовать акварелью деревянные церкви. В воскресных электричках пахнет яблоками, и везут грибы.
9-10 сентября 1989 . Ночь.
___ Удивительная ясность головы и лёгкость восприятия. Готовлюсь к истории. Лит-ру и русский, как письменно, так и устно сдала на 4. Вполне по заслугам. Всё - таки, как несвободна моя мысль! В какие комплексы зажата! Спасибо школьному образованию!
12 сентября 1989
___ Ну вот, собственно говоря, и всё: завтра я надену пионерский галстук и поеду на работу. За окном аудитории, где мы сдавали историю, был удивительно живописный, мокрый день.
___ - Ну что же? - переглянулись члены комиссии
___ - На первый вопрос не ответили, второй не конкретно. Не удовлетворительно. А потенциал чувствуется. Почему же вы не учили?
___ Почему я не учила? Не учила... Не учила... На Плотинке, мокрой и красивой, бросила шпаргалки в урну, и они смешались с жёлтыми листьями.
___ - А я думал о тебе... в тайге, - невозможный Шура, будущий инженер - геофизик, с которым у меня зимой был мимолётный роман, спустился ещё на ступеньку. Мне, как всегда, хотелось крикнуть: "Занавес!". Да занавеса не было, хотя сцена всё та же. Огромный кристалл кварца на крыльце и табличка: “Общежитие Горного института. Корпус "В". В Зелёной роще, охваченной осенью, пахло медными тополиными листьями.
20 сентября 1989 . Праздник.
|
|
Как оловянной делалась душа,
И не железной - просто оловянной
С такою не вскрывают вены в ванной,
Но и не верят в праздник сентября...
|
|
Действие первое
___ Свежевыкрашенное общежитие как штаны Арлекина. Цветастые заплаты на изношенном тряпье. На 4, 5 этаже света нет. Чёрными дырами зияют провалы ещё пустых комнат. Студенты в колхозе. Но жизнь уже вползла в ещё гулкое, полупустое здание, и ветер ворвался в открытый запасной вход, и жёлтые листья путаются под ногами.
___ И снова поют в комнате 411, и снова собирают деньги на мотор, и пьют водку, и пляшут под “Ножки-ножки”, и спят вповалку на полу.
___ Потом я плачу в длинном-длинном и гулком коридоре (но это уже действие второе) и уверяю Плещевскую, что жить так больше не могу. Плачу горько, несмотря на оловянность души. Вечер наполнен не покоем, сигаретным дымом и шуршанием ветровки Сергея Евграфовича. Ну вот, все вернулись.
27 сентября 1989. Отчёт - рассказ. О борцах с действительностью.
___ Ну, я же не собака Павлова, Измоденов. Пустота. Если нет боли, то это - смерть. Как жестоко: любовь изжила себя. Как одежонка для выросшего ребёнка, как выцветшее платьице, продранные шорты. Внутри меня мертвец. Труп. Холодный хлам, который ещё не выбросили. И это всё? Всё. Как жестоко.
___ А было и другое. Ночью, в 403 Сергей Евграфович открыл дверь, и будто звёздный сквозняк, будто не просто скрип несмазанных петель, а острые, бьющие по сердцу, высокие звуки. Глупый, несвязный разговор минуты на три, и его удаляющиеся шаги по коридору. Потом я долго курила на подоконнике, я не думала, т.е. не контролировала себя, да и вряд ли бы подобное удалось. Квадрат света из дверного проёма остался во мне, не покой, движение, острый осенний сквозняк, пахнущий горьковато листьями и звёздами. То, от чего давно отучил меня Измоденов. Потом я ждала случайной встречи, стука в дверь...
___ Потом все приехали с Шихана. Всё стало простым и объяснимым. Я - слабая, глупая женщина, мы спим с Измоденовым в мужской комнате, где проживают ещё 7 человек, на повестке дня борьба с ханжеством с утра до вечера, и я должна просто понять, что физиология - это сила.
___ Что есть: мягкость рук, губ, тёплая, почти непреодолимая сила, когда медленно сдаёшься под нежными касаниями, растворяешься, когда нет рассудка, когда темно, мягко, темно.
___ У меня нет сил уйти от Измоденова, пока я вижу в его смеющихся, чёрт знает каких ещё глазах “хочу тебя”. Нет сил вырваться из потока, что уже понёс, закружил. Я не хочу насиловать себя, я жду обстоятельства, а оно будет. Будет эксцесс, яркая вспышка - ибо, увы, это моя участь. Я не хочу бороться с действительностью, так как более бесполезное и глупое занятие придумать трудно.
2. Собственно о борцах
___ Граф активный борец с действительностью. Он не может смотреть, как женщина ест: хлебает суп, откусывает хлеб, жуёт, глотает. “Да вы эфемерными созданиями должны быть”, - кричит он со злостью. Граф - боец по натуре, и он ломает, крушит, делает больно, лишь бы создать вокруг действительность своей мечты. Моя приземлённость в его идеалы не укладывается, меня не должно быть в его мире... не должно... и таких как Жанна быть не должно. И многих, многих не должно.
___ А Измоденов не может спать без женщины.
___ А Жанна опять очень сильно пугает меня. Она вся ушла в тоску. Тоску без причины. Снова была пьяная комната (простите, комната праздника), свеча, водка, сигаретный дым, грязный пол, и “Аквариум”, и незнакомый человек. Под такой аккомпанемент тосковать можно бесконечно. Логического разрешения у такой тоски не бывает. Она кончается и начинается вдруг. Понимать её умом бесполезно, как бесполезно докапываться до смысла жизни и “ставить весь мир по местам”. Я понимаю никчёмность этой тоски, но понимаю и жанкино: “Не приставай ко мне Смирнова, я не хочу спускаться на землю. Мне страшно среди этих людей, мне не хватает силы, я хочу быть ребёнком. Я совсем ещё ребёнок”.
___ Она пьёт разбавленную вареньем водку из стакана, и в водке колеблется отражение огонька свечи, и какой по детски нежный у Жанки подбородок, какие хрупкие ключицы. Жанна пьёт. Жанна тоже борется с действительностью.
___ Не борется Измоденов. Он слишком мудр. Любовь? Ну что вы... Есть влечение, эрекции, минеты, дефлорации... Граф всё ещё бредит Незнакомками и не понимает Жанну, которая любит Славу, но спит с другими, пока тот в армии. А Жанне нужна любовь, нужно постоянное внимание, а если этого нет - пусть будет суррогат: случайные кусочки тепла с одной стороны, и большая детская сказка - вера в Славу - с другой.
___ Я? Я - женщина, к тому же не из породы бойцов. И ночная улица снова пахнет сыростью и умершими листьями.
12 октября 1989. Послеазовcксая шиза
___ Словно кусочек июльского ветра ворвался внезапно в холод зимней улицы. Он ещё дрожал от солнца и голубизны, пах водой и зелёными, сильными листьями береговых растений. Прохожие в шапках, с поднятыми воротниками удивлённо оборачивались... Звенели острые камешки прозрачных запахов реки, где вода кончается в голубоватом мареве, можно, раздевшись догола, купаться и верить, что ты кого-то любишь...
___ Кусочек июльского ветра, жалкий обрывок, что с него? Он замёрз... Никто не пожалел. Измоденов в пилотке и помятом хэбэ, станция, поросшая лопухами и мятликом влажным, красным утром. Красным? Вот то-то и оно. Прохожие удивлённо оборачивались. Я тоже смотрела удивлённо: откуда он, этот июльский ветер с запахом тепла среди зимы.
___ Мы сидели с Сергеем Евграфовичем у затухающего костра:
___ - Я хочу во что-нибудь верить. Я верить хочу, я не могу так. Что это? (Трещина между большим и указательным пальцем на его ладони)
___ - Горы...
___ Горы этих людей. Людей, рисовать которых я не могу, не хватает красок. Нет сил, задора, злости. Только наброски, эскизы.
___ Оборачивается Любка с астрой бордовой в медных с рыжим волосах; у неё карие, живые глаза, совсем не похожие на грубоватое лицо. Голубая звезда на будёновке Сергея Евграфовича. И глаза его, тоже карие, в складках кожи.
___ Граф в коричневой кепке - весь сгусток энергии. Пушистые его, пшеничные ресницы. Вот и всё: Любкина энергия, фонтаном бьющий Граф, сила Сергея Евграфовича.
29 октября 1989. О Свободе (медитативная запись)
___ Что главное в этом небольшом, которое даже уже не часть меня? Не видеть пустой комнаты, пустой кровати, румянца на щеках Измоденова, когда он возвращается из комнаты 427, где живут первокурсницы. Спор не спор, гормоны, увлечение от скуки - какая мне разница? Мне хорошо в пустом клубе с “Аквариумом” и особенно утром, когда приходит Сергей Евграфович. Хотя и то, что утром, когда ещё радует снег, приходит Сергей - не значит ничего. Точно так же, как и румянец Измоденова. Диалектика. “В моём поле зренья появляется новый объект” - и не больше.
___ Есть ещё небольшой, снятый мной и Плещевской , дом на улице Чайковского. 3 ноября есть поход на Северный Урал, есть так много всего.
___ Что удивляет? Острота обиды при виде румянца Измоденова. Странно. Это не умом, это из подсознания. Что-то чёрное, жгучее. Фу. Полное отсутствие внутренней свободы. Молодец, Измоденов, правильно, отлично.
___ Ведь больше Свердловску не стать таким, каким я видела его год с лишним назад. Спасибо тебе за то, что ты тогда помог мне. Спасибо за то, что ты научил меня чуть - чуть по-новому видеть. Большое спасибо, хорошие мои. И это нормально, что я теперь по другому радуюсь Серёге, вы - ещё кому-то.
___ Гармония? Гармония. Из души ушла грязь и чернота. Проклятое подсознание. Ведь время первого снега. Светлое время первого снега. “Аквариум” - прозрачный и серебряный. У Гребенщикова столько цветов, которыми я никогда не рисовала.
|
|
Те, кто рисуют нас, рисуют нас красным на сером,
Цвета как цвета, но я говорю о другом...
|
|
___ Даже для красок нужна свобода, а моя палитра - убога и типична до странности. Хотя чего тут странного? Свободы, дайте нам свободы. “Шанса, в котором нет правил”.
31 октября 1989.
___ Сегодня в 35 автобусе я проворонила остановку, и он вывез меня прямо в прошлое. Ветреный мокрый апрель 1 курса, когда мы с Измоденовым ещё учились в одной группе, и я считала, что могу стать геологом. Здесь, на этой окраине я с тех пор не была, как-то не довелось. Ассоциации, следовательно, не путались, не наслаивались. Даже больно немножко стало. Такой же день, те же зелёные сосны и кинотеатр “Комсомолец”.
___ Странно. Мне не больно, мне просто странно. Всё будто двоится, как в старом, пыльно-тусклом серебре зазеркалья. Будто я одна есть, а вторая уже лёгкой тенью отделяется и скользит куда-то. А ведь мне, наверное, больно. Нет, мне всё равно и немножко странно.
13 ноября 1989.
___ В этот раз он был ласковым. Как будто и не Северный Урал. Голубое небо, мягкий ветер. Измоденов ходил с другой группой, другим маршрутом, понятно с первокурсницами. Хотя это не суть важно, и, собственно, совершенно не удручает меня. Что запомнилось больше всего? Снег, удивительные кристаллы снега. Камни в полынье оснежённой речки - точно лохматые хризантемы. С первым снегом слюдянистый блеск наполняет весь мир. И будто неведомая птица отряхнула искрящиеся перья на лёд реки. Впервые не приходилось фантазировать: если с чего и рисовали люди волшебные сады, так с этого.
___ А вот города и посёлки Северного, в отличие от Конжака и Серебрянки, где краски играют и переливаются, застыли в два цвета: белый и чёрный. Несвежий снег и убогость построек. Огромные поленницы и заброшенные церкви. Да ещё клинья красного - флаги и транспаранты. И странно, чем сильнее нищета, тем ярче плакаты.
___ Да что говорить, если я сама, когда приехала поступать, верила в коммунизм ( чем, кстати, сильно веселила Измоденова, сына старого диссидента). На ноябрьские праздники страна опять изрыгнула красное. И кажется, всё полно алыми лоскутками, обрывками, они летят по ветру, будто дерево, наконец, прорвало красный купол теплицы. И у меня на работе, в пионерской комнате, есть мешок, наполненный остатками галстуков, которые моя предшественница собирала как экспонаты на воспитательную выставку. Частицы Великого знамени она выуживала в урнах, подбирала на асфальте школьного двора и в детской раздлевалке.
22 ноября 1989.
___ Странно. Снова странно. Чайковского -63. Я знаю, сейчас Измоденов уйдёт. Возьмёт рюкзак и уйдёт, к ангелоподобной первокурснице Танюше. Я и не хочу этого, и жду, чтоб быстрее его не стало. Странно. В душе невнятно, мягко шевелится что-то. Огонь в печке потрескивает, и блики света мягко ложатся на пол. И свет лампы под соломенным абажуром мягкий. И голос Гребенщикова как отсвет огня на полу. И дом этот заброшенный, полупустой только в одном маленьком углу хранит тепло. Над Свердловском промозглый неяркий ноябрь, и ветви деревьев позванивают, подёрнутые ледяной корочкой.
Он говорит:
___ - Странно. Ниоткуда не хочется уходить. Там был - не хотелось ехать сюда, теперь вот не хочется уходить отсюда. А ведь надо всегда дыбать экстремум...
___ - Так не уходи.
___ - А жить то как?
___ Но это просто слова. Измоденов знает, как жить. Он берёт рюкзак и уходит. В душе моей мягко и тепло шевелится что-то, удивляя меня. “Ветер, туман и снег. Мы одни в этом доме...”
|
1
2
3
4
5
